советская литература

СОВЕ́ТСКАЯ ЛИТЕРАТУ́РА. Октябрьский переворот 1917 года, положивший конец демократическим свободам, не мог, однако, сразу изменить сложившиеся формы художественной жизни, но уже в 1920-е гг. в Советском Союзе стал складываться культурный феномен советской литературы.

Содержание:

1. Особенности идеологического канона
2. Отношение к еврейской теме
3. Евреи в советской литературе
   • Критика и публицистика
   • Еврейские персонажи
   • Документальные жанры
   • Детская и юношеская литература
   • Образ советского еврея
   • Тема Катастрофы
   • Послевоенная литература
   • Антисионистская литература
   • Произведения на еврейскую тему
4. В поэзии
5. В драматургии
6. В сатирических жанрах
7. В литературоведении и литературной критике
8. Редакторы и переводчики

Особенности идеологического канона

Феномен советской литературы характеризуется созданием общеобязательного контекста, в котором каждое художественное построение прочитывалось критиками, рядовыми читателями и самими писателями прежде всего с точки зрения отношения к победившей и утверждавшейся коммунистической власти (см. коммунизм).

Субъективные намерения пишущих могли колебаться от полного приятия существующего на каждый данный момент официоза до разного рода форм оппозиционности, однако всегда словесное искусство было соотнесено с «реальной советской действи­тель­ностью»; в тех случаях, когда демонстрировалась «вневременность» художественного сообщения, возникала разновидность советского искусства, которую с меньшими или большими основаниями можно было называть «антисоветской». Все это коренным образом изменило сам статус литературы, отрезав послереволюционный литературный процесс от традиций и уклада дореволюционных национальных литератур Российской империи — прежде всего русской. Живая национальная специфика стала нивелироваться под давлением принудительного интер­национализма и методично внедряемого классового подхода. Постоянное пребывание литературного сочинения в статусе «социального заказа» отразилось на всех аспектах словесного творчества и в том числе определило специфику возможных подходов к еврейской теме, а также направления творческого развития писателей-евреев.

Отношение к еврейской теме

В свете навязанного идеологического канона разрешенный к обращению набор еврейских типажей в принципе снимал вопрос об особенностях трактовки еврейской тематики и специально еврейской проблематики в произведениях, написанных на разных языках Советского Союза.

Классовый подход предполагал своего рода «процентную норму» для персонажей-евреев в разверстке действующих лиц по антагонистическим группам. Отсюда и появление фигуры «еврея по анкете» среди образов коммунистов (Левинсон в «Разгроме» А. Фадеева, Штокман в «Тихом Доне» М. Шолохова и др.) и космополитичных, хотя и в большей степени, чем первые, наделенных специфическими национальными характеристиками евреев-буржуа и нэпманов.

До некоторой степени в советской литературе, как и в русской дореволюционной литературе, существовало табу на еврейскую тему, но идеологическая мотивировка негласного запрета совершенно иная. Если в русской литературе начала 20 в. психологическим препятствием для введения еврейской темы была болезненная неразрешимость «еврейского вопроса», боязнь впадения в юдофильство или совпадения с антисемитской (см. антисемитизм) пропагандой, то официальная советская политическая линия основывалась на том, что «еврейского вопроса» не существует, потому что он был полностью и окончательно решен в Советском Союзе.

Показательна реакция писателей на эту проблему. Илья Сельвинский в агитационном стихотворении «От Палестины до Биробиджана» (1931) утверждает: «Есть ли еврейский вопрос? Нет такого вопроса. Забыты погром и разбой. Горят как дрова ярма...»; сцена дебатов по этому поводу в писательском поезде в «Золотом теленке» (1931) Ильи Ильфа и Евгения Петрова имеет явно иронический подтекст. (Современное отношение к этой теме содержится в записных книжках Давида Самойлова /запись 1970-х гг./: «Среди множества других трудноразрешимых вопросов существует у нас и пресловутый «еврейский вопрос». Существует ли? Скорей не вопрос, а ответ — еврейский ответ на другие, истинно существующие вопросы: кто виноват в экономических, политических, разведывательных провалах? в сложностях национальных взаимо­отношений? в диспропорциях присвоения благ? На это существует еврейский ответ».)

Несмотря на регламентированное содержание, в советской литературе на ранних этапах (1920-е гг. — первая половина 1930-х гг.) допускался целый класс явлений, включая еврейскую тему. До сталинского плана консолидации всех писательских сил в единый творческий союз, управляемый из одного центра, в умеренных дозах дозволялись некоторые идеи и темы, ставшие в дальнейшем безоговорочно запретными. Впрочем, творческая свобода была весьма условной и относительной, поскольку многочисленные и разнообразные произведения писателей-евреев на русском языке и русских писателей о евреях оказывались так или иначе подчинены основополагающей доктрине советского искусства — социалисти­ческому реализму (несмотря на то, что само это понятие сложилось раньше, чем отыскался соответствующий термин, узаконенный только в начале 1930-х гг.). На практике это чаще всего означало духовно-творческое закабаление личности художника, ее всецелое подчинение политическим идеям и социологическим схемам марксистско-ленинской идеологии. В жестко прагматичном большевистском анализе истории крушение царской империи и приход к власти Советов однозначно мыслились как наступление исторической формации, призванной воплотить общечеловеческие чаяния, и в первую очередь покончить с социальным и национальным неравенством. Показательно, что уже на Первом всесоюзном съезде советских писателей (1934) не было специального доклада о еврейской литературе, а всё, что о ней говорилось, входило в официальные доклады украинской и белорусской делегаций либо в индивидуальные выступления отдельных писателей. Еврейская тема тенденциозно провинциали­зировалась, смещалась к пространственной периферии советской культуры. (Этот хорошо спланированный процесс совпал с организацией в Киеве и Минске институтов еврейской пролетарской культуры, в обязанность которых входило сосредоточить у себя материалы из всех регионов, включая Москву и Ленинград.) Своего рода жесткая спланированность и централи­зованность прослеживается и в достаточно ограниченном перечне еврейских тем: «еврейское местечко до революции», «евреи-коммунисты», «евреи и нэп», «антисемитизм и погромы в пред­револю­ционную эпоху и в период Гражданской войны», «ломка старого быта и торжество новой жизни и морали» и некоторые другие.

Легализованность еврейской темы в 1920–30-е гг. была достаточно условной, эксплуатирующей политическую конъюнктуру; в этот период существовала и некая относительно устойчивая мотивация присутствия в русской культуре еврейского фактора. Известной гуманистической поддержкой служило то обстоятельство, что еще продолжало жить и творить поколение русских писателей, не зараженных антисемитизмом, в том числе Владимир Короленко, среди других проблем борьбы с насилием поднимавший голос в защиту евреев; Максим Горький, чье юдофильство, в отличие от других мировоззренческих установок, оставалось неизменно твердым; А. Серафимович, «еврейские» рассказы которого («В бараке» /1928/ и «В семье» /1930/) оказались затем начисто «забыты»; С. Сергеев-Ценский, рассказывавший К. Чуковскому, что во время Гражданской войны предотвратил еврейский погром в Симферополе; Д. Бедный, затронувший в своих стихотворных фельетонах («Каиново наследство» /1919/, «Паки и паки про поповские враки, про монастырские хоромы и еврейские погромы» /1923/) проблему антисемитизма; Владимир Маяковский, сражавшийся с юдофобией и антиеврейскими предрассудками: стихотворение «Кемп “Нит гедайге”» (1925), «Еврей (товарищам из ОЗЕТа)» (1926), «Жид» (1928), титры к фильму «Евреи на земле» (1926) и др., а также писатели национальных литератур (например, А. Ширванзаде, первым в армянской литературе показавший безысходный ужас еврейского погрома — повесть «Ухо» /1909/, в русском переводе печаталась лишь в 1-м томе собрания сочинений, Тифлис, 1935).

В этот период продолжала существовать русско-еврейская литература, достигшая своего наивысшего подъема в творчестве Исаака Бабеля; многие молодые писатели-евреи, формально не принадлежавшие к этой литературе, в той или иной степени обращались в своем творчестве к еврейской теме: Лев Лунц, И. Сельвинский, Иосиф Уткин, Илья Эренбург, Михаил Светлов, Эдуард Багрицкий, Вениамин Каверин, Елизавета Полонская, Матвей Ройзман, Вера Инбер, Дойвбер Левин и др.

С конца 1930-х гг. установился негласный, но ощутимый запрет на еврейскую тематику, который был на короткое время отменен властями лишь в период Катастрофы европейского еврейства: стихотворения И. Эренбурга «Бродят Рахили, Хаимы, Лии...» (1941), «Бабий Яр» (1945), А. Суркова «Не плачь, Рахиль!» (1942), Павла Антокольского «Не вечна память» (1946), И. Сельвинского «Я это видел» (1942), украинских поэтов П. Тычины «Народу еврейскому» (1942), М. Рыльского «Еврейскому народу» (в переводе на русский — 1943, на языке подлинника — 1988), поэма узбекского поэта Г. Гуляма «Я — еврей (ответ Гитлеру)» (1944, русский перевод — 1947), рассказы Василия Гроссмана «Старый учитель» (1943), В. Катаева «Отче наш» (1946) и др.

Вскоре после войны наступило время, когда само слово «еврей» стало одиозным; в период начавшейся кампании против «космополитов» подвергались травле не только литераторы-евреи, но и русские по происхождению писатели, осмелившиеся создать полноценные положительные образы евреев (например, Ю. Герман, опубликовавший в 1949 г. в журнале «Звезда» роман «Полковник медицинской службы» о враче-еврее).

В период послесталинской «оттепели» (середина 1950-х — середина 1960-х гг.) хотя и появлялись отдельные произведения, направленные против антисемитизма и объективно рисующие величайшую трагедию, постигшую еврейский народ (стихотворение Е. Евтушенко «Бабий Яр», 1961; повесть А. Кузнецова «Бабий Яр», с большими сокращениями опубликованная в журнале «Юность», 1966; и др.), власти не только не поддержали эту тенденцию, но постарались ее немедленно осудить и выкорчевать. Лишь крайне редко в произведениях, рассеянных по страницам периодической печати, можно было найти стихотворение или рассказ, в которых упоминалось еврейское имя; писатели-евреи (в основном старшего поколения) иногда публиковали ностальгические воспоминания, романы и повести о своем еврейском детстве (Александра Бруштейн «Дорога уходит в даль», 1956–61; Борис Ямпольский «Мальчик с Голубиной улицы», 1959; Самуил Маршак «В начале жизни», 1961; С. Брук «Семья из Сосновска», 1965; и др.). В то же время наряду с замалчиванием и игнорированием еврейской темы в советской литературе развился особый язык (кодовых выражений и намеков), связанный с этой темой и зачастую понятный только людям данной эпохи. В повести Б. Володина (Пузис; 1927–2001) «Я встану справа» (1961) русская медсестра, рассказывая о талантливом хирурге Бергмане, вскользь замечает: «Чудесный был человек, но о нем не особенно заботились...», или в написанной в те же годы и распростра­нявшейся в самиздате повести Ф. Горенштейна (1932–2002) «Зима 53-го года» еврейская тема не подчеркивается (по некоторым признакам можно лишь догадаться, что сосланный на Урал студент-философ — еврей), но не вызывает сомнения, что трагизм повествования связан с делом врачей и готовившейся депортацией евреев. Не обходилось и без курьезов. Опубликованное в 1968 г. стихотворение Семена Липкина «Союз» было воспринято читателями (евреями и неевреями), да и официальной критикой, как прославление еврейского народа — народа Израиля («народа по имени И»), без которого немыслимо человечество. Однако автор даже в конце 1980-х — начале 1990-х гг. продолжал утверждать, что никакого иносказания и замаскированности в стихотворении нет; его волновали общие гуманистические проблемы, и живущий в Китае «народ И был взят для примера».

Даже в относительно либеральные 1960-е гг. публиковались не только консервативно-националистические произведения, полные антиеврейских выпадов, типа романа В. Кочетова «Чего же ты хочешь?» (1969), но и откровенно антисемитские пасквили (роман И. Шевцова «Тля», 1964; повесть украинского писателя А. Димарова «Дороги жизни», журнал «Днипро», № 9–10, 1963; и др.).

По разным причинам особое положение сложилось в Литве, где в конце 1950-х — начале 1960-х гг. стали публиковаться на литовском и русском языках произведения еврейских прозаиков, писавших на идиш, литовском и русском языках, в которых тема Катастрофы и ушедшей навсегда еврейской жизни приобрели совершенно непривычное для советской литературы звучание (Ицхак Мерас «Желтый лоскут», на литовском, 1960, русский перевод — 1963; «Ничья длится мгновение», на литовском, 1963, русский перевод — 1965; «На чем держится мир», на литовском, 1965, русский перевод — 1966; Маша Рольникайте «Я должна рассказать...», на литовском, 1963, русский перевод — 1965; Григорий Канович «Я смотрю на звезды», 1959, трилогия «Свечи на ветру», 1974–79; и др.).

Победа Израиля в Шестидневной войне и начавшаяся борьба советских евреев за право жить на своей исторической родине вызвали появление антиизраильской, а порой открыто антисемитской публицистики и художественной литературы (повести Ю. Колесникова «Земля обетованная», 1973, «Занавес приподнят», 1979; роман А. Крыма «Выбор», 1979; повесть Ю. Тарасова «Посиди на камне у дороги...», 1981; роман В. Коршунова «Амаль», 1985; публицистические книги и пьесы еврея Ц. Солодаря /1909–92/, который должен был создать видимость отсутствия антисемитизма; и др.). Эта тенденция частично затронула и национальные литературы (например, украинский драматург и публицист еврей Г. Плоткин, 1917–86). Даже в такой толерантной по отношению к евреям литературе, как грузинская, в романе Н. Думбадзе «Белые флаги» (1972) появляется второстепенный персонаж промышлявшего в тбилисских трамваях еврея-карманника, который в Израиле становится «большим человеком». В тот же период публикуются произведения, авторы которых стараются вскрыть негативную, а порой и демоническую роль евреев в российской истории (романы И. Шевцова; исторические романы В. Пикуля; повесть В. Катаева «Уже написан Вертер», 1980; роман белорусского писателя И. Шамякина «Петроград—Брест», 1983; и др.).

Во время общего кризиса коммунистической системы середины 1980-х гг., вызвавшего перестройку, еврейская тема (по большей части из-за политической конъюнктуры) вышла на первый план как у правых националистических писателей, так и у демократических литераторов.

Данная статья посвящена лишь русской советской литературе. О попытках продолжить в Советском Союзе литературное творчество на иврите и путях развития еврейской советской литературы на идиш см. Иврит новая литература. Советский Союз и Идиш литература. После 1-й мировой войны. Еврейская тема и участие евреев в национальных литературах Советского Союза рассматриваются в статье украинская литература и в статьях о других литературах.

Евреи в советской литературе

Подобно всякой революции, октябрьский переворот объективно способствовал мощному притоку в литературу новых творческих сил, и евреи уже в первые послереволюционные годы начали играть весьма заметную роль как в области собственно сочинительства и литературной науки, так и в директивной сфере культуры — разработке стратегических путей развития литературного процесса, руководстве деятельностью художественных организаций, критике, финансово-издательской политике и т. п.

Критика и публицистика

Видное место в литературной критике и публицистике занимали крупные партийные функционеры — Лев Троцкий (основной труд в этой области — «Литература и революция», 1923, куда вошли литературно-критические статьи 1907–23 гг.), Лев Каменев (ряд работ по русской литературе, в том числе монография «Н. Чернышевский», 1933), Карл Радек, выступавший наряду с М. Горьким и Н. Бухариным с основополагающим докладом о современной мировой литературе и задачах пролетарского искусства на Первом всесоюзном съезде советских писателей в 1934 г., Л. Сосновский (1886–1937, репрессирован и расстрелян), заведующий Агитпропом ЦК РКП(б) с 1921 г., постоянный автор «Правды», организатор и первый редактор газеты «Гудок». Неистовыми ревнителями идеологии пролеткультуры были: генеральный секретарь РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей) Леопольд Авербах, который в 1920-е гг. обладал широкими возможностями, в том числе и из-за родственных связей (племянник Якова Свердлова, зять В. Бонч-Бруевича, шурин Генриха Ягоды); после ликвидации РАПП (1932) по личному ходатайству Горького перед Сталиным назначен руководителем редакции «Истории фабрик и заводов», введен в секретариат Союза писателей; в 1934 г. от литературы отстранен и в 1935 г. «сослан» первым секретарем райкома в Свердловск; редакторы рапповского журнала «На посту» Г. Лелевич (Л. Калмансон; 1902–37, расстрелян) и С. Родов (1893–1968), в 1923–24 гг. ответственный секретарь МАПП (Московской ассоциации пролетарских писателей), в 1924–26 гг. — ВАПП (Всероссийской ассоциации пролетарских писателей), переводил с идиш, некоторые его собственные стихотворения посвящены еврейской теме: «Михаэлис», «Еврейские песни», опубликованы в коллективном сборнике студентов-евреев Рижского политехнического института (М., 1917), в конце 1930-х гг. подвергся репрессиям; один из руководителей РАПП, в 1930–34 гг. редактор журнала «Рост» драматург В. Киршон (1902–38, расстрелян); Б. Волин (Фрадкин, 1886–1957), в 1927–29 гг. — заведующий отделом печати Наркомпроса, в 1931–35 гг. — начальник Главлита (государственной цензуры); теоретики и вожди ЛЕФа Осип Брик и «Перевала» Абрам Лежнев; влиятельные критики 1920–30-х гг. — Давид Заславский, В. Гоффеншефер (1905–66), Д. Тальников (1882–1961), И. Лежнев, О. Бескин (1892–1969), в 1926–27 гг. заведующий отделом художественной литературы Госиздата; О. Литовский (псевдоним — Уриэль; 1892–1971), в 1920-е гг. — ответственный секретарь «Известий», в 1930–37 гг. — председатель Главреперткома (театральной цензуры Советского Союза), выведен в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» под фамилией Латунский, впоследствии написал воспоминания: «Так было» (1958) и «Глазами современника» (1963); один из ведущих советских журналистов и публицистов Михаил Кольцов; писатель Михаил Козаков, в 1933–37 гг. сначала заместитель, а затем ответственный редактор журнала «Литературный современник»; литературовед Валерий Кирпотин (1898–1997), в 1932–36 гг. — заведующий сектором художественной литературы ЦК ВКП(б), в 1949 г. он вместе с другими евреями был уволен из Института мировой литературы; книгоиздатель С. Алянский (1891–1974), в 1918–23 гг. — владелец частного издательства «Алконост» в Петрограде, в 1929–32 гг. возглавлял «Издательство писателей в Ленинграде», и многие другие.

Еврейские персонажи

Нормативно-пропагандистской точкой зрения о решении в Советском Союзе «еврейского вопроса» по сути определялась фундаментальная концепция, изначально заложенная в основание большинства литературных произведений, повествующих о коренной ломке патриархального местечкового быта евреев в России: гибель целой формации — замкнуто-традиционного типа бытия и ортодоксального религиозного мироощущения, бурная советизация национального сознания и возникновение на этой основе глобальной адаптации к новым условиям процесса — даже в среде самой еврейской интеллигенции воспринимались и оценивались, как правило, в сугубо мажорном регистре, в однозначно оптимистической перспективе изменения к лучшему исторической судьбы бесправного и гонимого народа (например, рассказ Н. Шкляра /1876–1952/ «Два чуда», 1932). Обретение героем человеческого достоинства — вот ключевая идейно-тематическая и фабульная конструкция широкого круга произведений писателей (как евреев, так и русских) 1920–30-х гг. (рассказ «Рафаэль из парикмахерской» /1931/ Ю. Германа о том, как «распрямляет спину» парикмахер, фотограф и художник Евдель Гирш; поэма «Повесть о рыжем Мотэле» /1925/ И. Уткина, рисующая возникновение новых духовных масштабов внутри самой личности; «Хлеб» /1927/ М. Светлова об омытом общей кровью евреев и русских будущем счастье и др.).

Персонажи, которые, подобно бывшему доктору философии из романа Э. Шрайбера «Черные семена» (1932), торгуют на базаре пуговицами и сетуют: «Революция... загрызла меня, как и всех евреев», — встречаются в советской литературе, по понятным причинам, крайне редко. Из немногочисленных примеров правдивого изображения духовных блужданий еврейской интеллигенции в революционных «сумерках свободы» следует назвать повесть «Праздник жизни» (1937) Елены Тагер (псевдоним — Анна Регат, 1895–1964), писательницы, проведшей 15 лет (1939–54) в лагерях и ссылке. Особое место принадлежит классической теме «маленького человека» в ее еврейской аранжировке, мощно прозвучавшей в повести Осипа Мандельштама «Египетская марка» и романе И. Эренбурга «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца», изданных в 1928 г. (роман Эренбурга напечатан в Париже; в Советском Союзе — в 1989 г.). Авторы этих произведений уловили драматическое противостояние индивидуального сознания, которое в том и другом случае воплощено в нескладно-несуразной фигурке еврея, и революционного государства с его новыми хозяевами, свергающими «могучей рукою роковой гнет». Совпадает не только концепция, но и некоторые частные мотивы: портняжничество — не только как знак традиционного еврейского ремесла, но и один из конвенциональных символов в поэтическом языке эпохи («И до крови кроил наш век закройщик» — Б. Пастернак); визитка Парнока в «Египетской марке», незаконно перешедшая к Кржижановскому, представителю новой власти, и жалкое имущество эренбурговского Лазика, грубо у него отобранное. Маленький робкий еврей, беспомощно барахтающийся в революционном потоке непривычно диких несообразностей, был явно инороден идеолого-эстетическим представлениям того времени о подлинном герое литературы, хотя по масштабу художественной правды намного превосходил патетику так называемых актуальных эпических полотен.

Довольно широко представлены в советской литературе бытовые типы и нравы еврейской сельскохозяйственой колонии дореволюционной России: подчас с нескрываемой правдивостью показаны нелегкие отношения с «гоями», далекая от идиллии обстановка в «своей» среде — непроходимая бедность одних и ловкачество других, эмиграция в Америку, семейные конфликты, неистребимый еврейский юмор, несокрушимая верность религии и традициям праотцев (творчество Давида Хаита /1899–1979/: повести «Мост», 1925, «Бурьян», 1927, «Дом на песке», 1928, роман «Семья Бориса Брондеса», 1927, и др.). В круге произведений, повествующих о жизни еврейского местечка, — талантливая повесть «Ярмарка» (1941) Б. Ямпольского. Ностальгически воспринимая и воссоздавая уходящий в небытие мир еврейского местечка, Ямпольский в повести «Табор» (написана в 1971 г., распространялась в самиздате, опубликована в Израиле в 1978 г.) писал: «Нет и не будет уже никогда на Украине хоральных синагог, хедеров, обрезаний, помолвок под бархатным балдахином, золотых и бриллиантовых свадеб, голодания до первой звезды судного дня Йом-кипур и веселого хмельного праздника Симхестойре». Тема литовского еврейского местечка, начиная с конца 1950-х гг., занимает центральное место в творчестве Г. Кановича.

В своих наиболее значительных проявлениях литература о традиционном еврейском укладе поднималась до ярких общечеловеческих обобщений, а такие образы, как Беня Крик («Одесские рассказы», 1921–23) И. Бабеля, стали подлинными литературными открытиями человеческого характера на материале еврейской жизни. Образцы еврейских «чудиков» создает в своих коротких рассказах В. Инбер: портной Эммануил Соловей, влюбившийся в актрису, которой он шьет для роли френч и галифе («Соловей и роза», 1924), сапожник Иосиф Коринкер («Бывают исключения», 1926), приказчик Прицкер, под сильным впечатлением от революционных событий освободившийся от забитости и оцепенелости и экспроприирующий собственность хозяина («Печень Хаима Егудовича», 1926). В первой части романа С. Марвича (Красильщиков, 1903–70) «Дорога мертвых» (1936) купец Наум Соколов, личность крупная и неординарная, напоминает горьковских купцов; повествовательному строю этого романа вообще близка горьковская традиция жанра эпопеи о поколениях; во второй части (издана в 1958 г.), в которой изображена революция и Гражданская война, еврейская тема звучит значительно глуше.

Почти во всех произведениях о еврейском местечковом быте и нравах со всеми их темными и светлыми сторонами: каждодневным существованием в заботах о хлебе насущном, свадьбами и смертями, рождением и воспитанием детей, встречей субботы и национальных праздников — есть описание непроходящего страха людей перед очередным погромом. По трагической силе изображение кровавых изуверств еврейского погрома составляет самые выразительные страницы литературы этого тематического круга. После революции душераздирающую картину резни евреев одним из первых показал М. Горький (рассказ «Погром», 1919, переработанный вариант — 1935); позднее, в статье «Об антисемитизме» (1931), он поддержал незаслуженно резкий отзыв некого читателя о Б. Пильняке (в связи с его рассказом «Ледоход», 1924, также рисующим еврейский погром: «...Всегда страшный тем, что евреи, собираясь сотнями, начинали выть страшнее сотни собак, когда собаки лают на луну, и гнусной традиционностью еврейских перин, застилающих пухом по ветру улицы») как об антисемитском писателе (немцу Пильняку /Вогау/ пришлось оправдываться и среди прочего намекнуть, что одна из его бабушек была еврейкой). Горький в данном случае явно недооценил своеобразия художественной манеры Пильняка: резко-парадоксальной, подчас даже шокирующей образной заостренности. Концепция рассказа в целом свидетельствует о гуманистической позиции писателя и не дает оснований подозревать его в юдофобии.

Зверские расправы и изощренное насилие над евреями рисуются в русской советской литературе, как правило, впечатляюще-трагическими красками. Среди писателей-неевреев к описанию погромов обращались: М. Булгаков (роман «Белая гвардия», 1925), К. Федин (роман «Братья», 1927–28), Н. Москвин (рассказ «Бульдоги» /1929/ о том, как жаждущая крови толпа растерзала фокусника-еврея), Б. Житков (роман «Виктор Вавич», 1929–34), Н. Островский («Как закалялась сталь», 1932–34; эпизод героической гибели кузнеца Наума, убившего жену Сарру, чтобы не оставить ее на поругание петлюровцам, и до последнего патрона сражавшегося с погромщиками), К. Паустовский («Повесть о жизни», 1945–63, в одном из эпизодов которой рассказывается о том, как русские люди укрывают евреев от кровавой резни, а в другом — о несостоявшемся деникинском погроме в Киеве, разогнанном криками несчастных жертв: «Я слушал. Кричали Подол, Новое строение, Бессарабка, кричал весь огромный город. ...Я слышал, как кричат от ужаса отдельные люди, толпы людей, но я никогда не слышал, чтобы кричали целые города. Это было невыносимо, страшно, потому что из сознания вдруг исчезало привычное и, должно быть, наивное представление о какой-то обязательной для всех человечности. Это был вопль, обращенный к остаткам человеческой совести»). У писателей-евреев также встречаются изображения погрома: Виктор Шкловский («Сентиментальное путешествие», 1923); И. Бабель («История моей голубятни», 1925; «Конармия», 1926); В. Инбер («Параллельное и основное», 1929), Д. Хаит («Перепутье», 1929), М. Бурштын («Хедер», 1930), Л. Островер (1890–1962; начинал как идишский писатель, впоследствии перешел на русский язык; роман «Конец Княжеострова» /1930/ о том, как в одну ночь прекратил свое существование мир еврейского местечка в Подолии, хладнокровно и деловито вырезанный белой бандой), Э. Шрайбер («Черные семена»; в сюжетную канву произведения автор также вплетает свои детские воспоминания о деле Бейлиса /см. Менахем Бейлис/). Прогремевший на всю Россию процесс описан в романе «Шесть баллов» (1933) советского писателя-еврея Л. Фридлянда (1888–1960). Особое место сцена погрома занимает в первой книге романа «Опаленная земля» (1933) М. Эгарта (Богуславский; 1901–56): погром становится одной из главных причин бегства евреев в Эрец-Исраэль от страданий и бед на чужой земле. Оказавшееся вещим пророчество о тотальном геноциде евреев, когда произойдет всепланетное «сожжение иудеев, закапывание оных живыми в землю, опрыскивание полей иудейской кровью и новые приемы “эвакуации”, “очистки от подозрительных элементов”», содержит роман И. Эренбурга «Необычайные похождения Хулио Хуренито» (1921). Погрому посвящены стихотворные строчки Э. Багрицкого («Разговор с сыном», 1931): «Пух из перин, как стая голубей... Улица настежь распахнута... И дикий Вой над Вселенной качается: “Бей! Рраз!” И подвал захлебнулся в крике».

Существование этого пласта литературы во многом определялось социально-политической спецификой исторического момента: антисемитизм с середины 1920-х гг. превратился в руках Иосифа Сталина в скрытое орудие борьбы за власть и уничтожения оппозиции, руководимой коммунистами-евреями, однако в обществе следовало поддерживать демократические иллюзии. Поэтому была организована государственно-пропагандистская кампания, целью которой стала борьба с антисемитизмом и подконтрольная легализация интереса к еврейской проблематике («бывшая жидовская морда» превращалась в «товарища еврея»). Среди других издательских мероприятий, обслуживавших этот «социальный заказ», был и выход полного собрания сочинений (1928–30) Алексея Свирского, посвятившего свое творчество описанию тяжкой еврейской доли. Серьезным вкладом в развенчание антисемитских мифов стали художественные произведения и публицистические очерки, написанные в разное время: сборники «Жид» (М., 1929), «Неодоленный враг» (М., 1930), «Против антисемитизма» (Л., 1930) и др. Прямой расчет на злободневность лежит в основе вполне заурядных с художественной точки зрения тематически заостренных пьес, направленных против бытового антисемитизма: например, «Суд над антисемитизмом» (1928) Ю. Мальцева, «Чудак» (1929) А. Афиногенова (главный герой последней, «чудак» Борис Волгин встает на защиту работницы бумажной фабрики Симы Мармер, над которой издеваются только за то, что она еврейка. «Не могу я больше, не могу, — говорит героиня, кончающая в результате самоубийством. — Пачкали, на дворе водой облили, кофту разорвали; говорят, жиды хороших людей изводят...») Пристальным исследованием юдофобства как чудовищной социальной патологии занят в повести «Человек, падающий ниц» (1929) М. Козаков.

На волне обозначенного общественного интереса к еврейской проблематике в советской литературе появилась палестинская (затем израильская) тема. В «Повести о ключах и глине» (1925) Б. Пильняка рассказывается о переселении сионистски настроенных советских евреев в Палестину и разочарованиях, которые их там ждут. В экспрессионистической графике пильняковского письма специфические контуры сюжета были прорисованы тонко и живо, хотя в первом издании повести не обошлось без курьеза. Мало знакомый с еврейской историей, писатель допустил ошибку: «И тогда началось двухтысячелетнее изгнание евреев, мицраим», — на что А. Лежнев объяснил ему, что «рассеяние, изгнание называется по-еврейски не мицраим, а голус. Мицраим значит Египет» (Заметки о журналах и сборниках, «Печать и революция», 1926, №4). В романе К. Шильдкрета (1886–1965) «В землю Ханаанскую» (1926), в котором отчетливо ставится задача разоблачить всякий иной мессианизм, кроме большевистского, события происходят в преддверии революционных катаклизмов 1917 года. Молодой еврей Давид Кранкман принимает крещение, так как, по его словам, «ведь только тех слушают, кто стоит наверху». Он хочет быть вождем и вести свой многострадальный народ в землю Ханаанскую (см. Ханаан). Прозрение приходит к нему после погрома, в котором он был искалечен. И тогда, вместо несостоявшегося исхода, герой благословляет состоявшуюся революцию.

Свидетельством важных идейных сдвигов в советском обществе был двухтомный автобиографический роман М. Эгарта «Опаленная земля», описывающий жизнь халуцим, которые осваивают в 1920-е гг. палестинскую землю. Хлебнувшие еврейского лиха в глухом украинском местечке Гнилополе, герои романа отправляются в край предков (не ясно, как цензура пропустила явно не совместимый с коммунистической классовой моралью национальный вызов: «Какое дело, что бьются и режутся донцы и гайдамаки с большевиками, а немцы грозят занять всю страну? Какое нам до этого дело?.. Пускай их топят, рубят, вешают друг друга. Пусть вся страна обратится в одну большую могилу, в великий смрад и запустение. И пусть исполнится над ней наше проклятие и отмщение!.. Их страна, их земля, их судьбина...»). Нарушенный в пользу репатриантов идеоло­гический баланс в ходе романа выправляется: если в первой части проскальзывают определенные симпатии к сионизму, то вторая часть (1934) и отредактированное отдельное издание (1937) носят уже агрессивно антисионистский характер. Повествование строится от лица юноши Лазаря Дана; этнографически и исторически точно переданы многие детали суровых будней страны и эпохи: кровавые стычки с арабами, унизительные для халуцим действия англичан, партийные разногласия среди самих переселенцев. Однако конечная истина в романе подается в заведомо тенденциозном духе: подлинная родина для трудящегося человека, независимо от его национальности, — царство социализма.

В этот период резко изменилась ближневосточная политика Коминтерна, что было вызвано развитием отношений с гитлеровской Германией и поисками поддержки в арабском мире. Подобной идейной ориентации придерживается и роман Семена Гехта «Пароход идет в Яффу и обратно» (1936), главный герой которого Саша Гордон, с детства мечтающий достичь Земли обетованной и наконец воплощающий эту мечту, после продолжительных мытарств возвращается в Советский Союз. Впрочем, как в «Опаленной земле», так и в романе Гехта условие, обязывающее противопоставлять Палестине Биробиджан, лежало за пределами текста и определялось не художественными, а идеоло­гическими причинами. Невозможно представить, чтобы такая политико-географическая ось могла бы появиться в философских исканиях героя И. Эренбурга Лазика Ройтшванеца («Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца»), который в одном из своих путешествий попадает в Палестину, где кончает свой земной путь.

Художественное изображение ломки вековых прототипов нередко выливалось в создание облегченных драм и описание искус­ственных конфликтов. Далеко не всегда писатель мог противостоять искушению лакировочно-ходульного воплощения темы разрыва прошлого и настоящего. В особенности это относится к откровенно лубочным описаниям бодрого отречения героя от духовного родства со своим народом.

Именно таков, без сомнения, итог духовной эволюции Абрама Киссиса, героя повести С. Левмана (1896–1943) «В степи» (1938), человека в прошлом колоритного, неодно­линейного, необузданно-задиристого, но в роли деятельного сталинского колхозника принуждаемого писателем «с неодолимым недоверием» относиться «к своим соплеменникам, которые долгие столетия барахтались в тине местечка». «Он добывал свой хлеб из земли, — мысленно рассуждает герой, — они — из воздуха. Он читал книгу неба и зеленеющей озими, они слепли над фолиантами Талмуда, изъеденного зеленоватой плесенью. Он знал тяжелый, ломающий кости, но желанный степной труд, они же сгибали свои узкие плечи под бременем суетливой нищеты и бесплодной усталости». Пафос перековки сознания на социалисти­ческий лад пронизывает рассказы того же писателя: «Виноградник моего отца» о старом типографском рабочем Нахмане, который находит свое место в новой действительности, или «Собрание» (из цикла «Торопливые рассказы», 1931) о том, как в еврейском местечке агитируют юношей ехать на строительство заводов на Урале. Коммуни­стические отношения в детском коллективе, образцом которого выступает еврейская коммуна, рисует в своем творчестве Лина Нейман (1885–1971; повесть «Дети еврейской коммуны», 1931).

В художественном стиле эпохи, в котором слились суровый ригоризм с пастушеской пасторалью, утопическое прожектерство с прямолинейно-дидактической этикой и эстетикой, изображение того, как возникали у евреев ростки коммунистической психологии, было одним из элементов тотальной мифологизации действительности. Жесткое подчинение коллективно-бригадному типу сознания проявляется не только в выборе тех или иных литературных тем, но и в самом строе индивидуального авторского мышления. Этот процесс, целью которого было полное растворение еврейского национального элемента в русском культурно-историческом пространстве, породил в советской литературе многочисленные сочинения в духе социалисти­ческого реализма. Отказ от еврейства стал не столько проблемой культурного выбора, сколько вопросом политики. Врастание в советский образ жизни сделалось одним из коренных догматов коммунистической религии, неотъемлемой гражданской обязанностью каждого, ассимилированность (см. ассимиляция) перестала расцениваться только как бытовая конъюнктура, а желание писателя сохранить свою национальную самобытность превратилось едва ли не в одну из форм скрытого или явного внутреннего сопротивления режиму. Оказавшись единственным способом не подавить своего человеческого и творческого «я», инсургентное поведение по отношению к «советскому фашизму» (О. Фрейденберг) зачастую служило у писателей-евреев выражением в том числе и их национальных чувств. Это в равной мере относится и к 1930-м гг., и к послевоенной эпохе подготовки Сталиным массовой расправы с советским еврейством, и к последующему периоду, когда государственный тоталитаризм приобрел более эластичные формы и открылась возможность эмиграции на Запад и репатриации в Израиль.

В этой ситуации личное мужество и творческая честность художника, сами по себе служившие дерзким вызовом тоталитарной системе, все же были недостаточны для выражения духовной независимости и свободной национальной самоидентификации. Показательно, например, что талантливый прозаик Б. Балтер (1919–74), не отрекшийся от еврейского происхождения (хотя едва не пострадал из-за него в эпоху борьбы с «космополитами», еще учась в Литинституте; впоследствии исключен из партии после подписания коллективного письма против суда над А. Гинзбургом и Ю. Галансковым в 1968 г.), писал, однако, в частном письме французскому литературоведу Гургу (1972): «Я чувствовал и чувствую себя русским писателем. Не только потому, что пишу на русском языке, другого я просто не знаю. Я русский по культуре, по ощущению прошлого и настоящего России. Я не просто русский, я советский писатель. ...Это совершенно новое понятие на земле, еще далеко не познанное. Это понятие национальное». (Ср. с черновиком письма Л. Лунца М. Горькому /1922/: «Но я — еврей, убежденный, верный, и радуюсь этому. И я — русский писатель. Но ведь я русский еврей, и Россия — моя родина, и Россию я люблю больше всех стран. Как примирить это?»)

Житейско-личностная ассимилированность писателей, евреев по происхождению, сама по себе еще не определяла каких-либо конформистских тенденций, однако в некоторых случаях литераторы-евреи использовали в приспособленческих целях антиизраильскую (иногда с элементом антисемитизма) тематику (творчество Ц. Солодаря: сборники очерков «Дикая полынь» /1977/ и «Темная завеса» /1979/, а также пьеса «Пелена» /1980/ о трагедии советской семьи, поддавшейся «сионистской пропаганде» и переселившейся в Израиль).

Ассимилированность была необходимым условием советскости как главного идейно-концепционного условия творчества советского писателя. В той или иной степени коснувшаяся всех советских писателей крепостная зависимость от коммунистической идеологии естественным образом исключала преданность национальным корням. Это относится и к писателям, чья общая и професси­ональная культура формировалась в пред­револю­ционные годы: Л. Никулин (Ольконицкий /1891–1967/, хотя в его биографическом романе «Время, пространство, движение» /1933/ встречаются картины из еврейской жизни, но в целом автор безусловно принадлежит к категории «евреев лишь по паспорту», по определению критика В. Львова-Рогачевского), Кирилл Левин (1892–1980), Владимир Лидин (кроме рассказа «Еврейское счастье» /1923/, к еврейским мотивам в его творчестве можно отнести образ спекулянта-нэпмана из романа «Отступник» /1927/, которому приданы несколько карикатурные национальные черты), Михаил Слонимский (см. Хаим Зелиг Слонимский), литературным дебютом которого стал рассказ на еврейскую тему «Дикий» (1921). Еще в большей степени ассимилированность присуща тем, кто, обладая несомненным художественным дарованием, принес в советскую литературу революционно-большевистскую ментальность, пафос победителей: А. Зонин (1901–62), член коммунистической партии с 1918 г., был военкомом полка в Гражданскую войну, в дальнейшем занимал ответственные литературные посты, арестован в 1949 г., отец переводчицы, литературоведа, специалиста по современной французской литературе Лены Зониной (1923–84); Б. Лапин (1905–41) и З. Хацревин (1903–41), авторы путевой художественной и документальной прозы в ходовом для советской литературы 1930-х гг. жанре «по Союзу Советов», — оба погибли на фронте; С. Розенфельд (1891–1959), роман которого «Гибель» о царской армии и тюрьме в 1930–34 гг. выдержал четыре издания.

Документальные жанры

Расцвет документальных жанров в советской литературе — очерка, репортажа, публицистической статьи-фельетона и пр. — в социально-психологическом плане был вызван возросшей потребностью писателя доказать свою причастность к переживаемому историческому моменту. Среди публицистов было множество одаренных литераторов-евреев: Э. Виленский (1902–44), работал в газете «Кино», на Всесоюзном радио, в «Известиях», как корреспондент участвовал в нескольких ледовых походах, включая высадку в 1937 г. на Северный полюс первой дрейфующей станции, в годы войны участвовал в обороне Одессы; Г. Гаузнер (1907–34; муж писательницы Жанны Гаузнер /1912–62/, дочери В. Инбер); И. Горелик (1907–61); Ольга Зив (Вихман; 1904–63), журналист и писатель, начинала в поэтической студии Н. Гумилева, работала с середины 1920-х гг. на редакторской работе, в газетах «Известия» и «Комсомольская правда», написала роман «Горячий час» (1951, доработан в 1960 г.) и др.; писатели-очеркисты М. Зингер (1899–1960), В. Канторович (1901–77), Л. Канторович (1911–41, погиб на пограничной заставе); военный публицист и писатель А. Кривицкий (1910–89); очеркист и литературный критик А. Марьямов (1909–72); журналист М. Розенфельд (1906–42, погиб на фронте), в качестве военного корреспондента был в Испании, на Халхин-Голе, на финском фронте, писал для детей, автор сценариев приключенческих фильмов; военный журналист и писатель-документалист С. Самойлов (С. Фарфель, 1907–85; муж писательницы Елены Катерли /1902–58/; их дочь, писательница и публицист Нина Катерли /Эфрос, урожденная Фарфель; род. в 1934 г./ выступала в печати против общества «Память» и антисемитской литературы, еврейскими мотивами проникнуто и ее художественное творчество, например, рассказ «Старушка не спеша» /1989/), И. Юдович (1914–78) и др.

С очерково-документальным жанром тесно смыкалась научно-популярная литература, которая в эти и последующие годы принесла немало интересных имен и произведений, например, широко известное творчество Д. Данина (Плотке; 1914–2000) или З. Каневского (1932–96), автора нескольких книг и статей о полярных исследователях.

Одной из самых престижных разновидностей очерковой проблематики, облекаемой в незатейливые сюжетные комбинации, было социали­стическое производство. На этом специализировались такие литераторы-«индустриальщики», как Б. Галин (Рогалин, 1904–83); журналист С. Гершберг, открывший Никифора Изотова, которого он в первом своем репортаже по ошибке назвал Никитой, и именно это имя закрепилось за шахтером-ударником; И. Зверев (И. Замдберг, 1926–66); М. Златогоров (1909–68; свои первые книги очерков /одна из них — «Побегут столбы», 1929, — была написана на белорусском языке/ подписывал фамилией Гольдберг); Я. Ильин (1905–32), автор романа «Большой конвейер» (опубликован в 1934 г.); Х. Зильберман (Е. Серебров; 1907–75), сотрудничал в газетах Одессы, Киева и Москвы, фронтовая публицистика вошла в книгу «Давно ли это было» (1948), роман «Комета» (1972) был опубликован в «Советиш Геймланд»; О. и Б. Галины, входившие в писательскую бригаду, которая работала над коллективной книгой «Люди Сталинградского тракторного»; из писателей-евреев в нее входили также А. Эрлих (1897–1963) и М. Колосов (1904–89; по определению А. Луначарского, «самый комсомольский из всех писателей», один из участников создания текста романа Н. Островского «Как закалялась сталь»); и др.

Образ еврея-землепашца отразил впечатления от широких мероприятий, проводимых ОЗЕТом с середины 1920-х гг. (см. Советский Союз). Освоение суровых сибирских просторов и строительство колхозов в Крыму находят широкое освещение в серии очерков литераторов-евреев: Семена Бытового (Каган; 1909–85) «Дороги. По еврейским колхозам Крыма» (1931), Э. Вульфа «В еврейских колониях Крыма» (1931) и др. Самые объемные и подробные произведения на эту тему — книги очерков В. Финка (1888–1973) «Евреи на земле» (1929) и «Евреи в тайге» (1930). В художественной форме организация крымских земледельческих еврейских поселений отражена в романе М. Ройзмана «Эти господа» (1932). В фильме «Искатели счастья» (1936) счастливые евреи переселяются в Биробиджан, сценарий И. Зельцера (1905–41) и Рыгора (Григория) Кобеца (1898–1990) опубликован в 1988 г.

Независимо от благородных намерений авторов, искренности их тона (ср. в стихотворении В. Маяковского «Жид» /1928/: «Трудом упорным еврей в Крыму возделывает почву-камень»), изображение того, с какой неистовой решимостью в поле и тайге трудовая еврейская масса пробуждается к новой жизни, было насквозь агитационно-декоративным. Обращаясь лишь к парадно-героической стороне прославляемого предприятия, авторы начисто игнорировали связанные с ним социальные и национальные проблемы.

Освоение Сибири и Дальнего Востока, не обязательно в связи с еврейской проблематикой, начиная с 1920-х гг. стало одним из приоритетных тематических направлений советской литературы. Перед литераторами была поставлена кардинальная задача — запечатлеть распространение революционных преобразований вширь и вглубь. Эта тема, однако, в своих лучших проявлениях не свелась к социологическим прописям, для некоторых литераторов она оказалась источником емких эстетико-познавательных возможностей (изображение характеров и судеб сибирских обитателей, поэтические описания природы и т. д.). Среди произведений поэтов и прозаиков-евреев, живших или родившихся в этих краях, примечательны своей художественной новизной произведения И. Гольдберга (1884–1939, расстрелян), автора отмеченного М. Горьким романа «Поэма о фарфоровой чашке» (1930), повести «Сладкая полынь» (1928), «Главный штрек» (1932), «День разгорается» (1935), рассказов «Попутчик», «Наследство капитана Алешкина», «Марта ветры острые» (критика 1920-х гг. квалифицировала их как неактуальные для героической советской современности; в то же время на конкурсе новеллистов, устроенном журналом «Красная нива» в 1924 г., его рассказ «Бабья печаль» удостоился первой премии); книга стихотворно-лирических новелл «Золотая Олекма» (1934) В. Саянова (Махнин, 1903–59); «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви» (1939) Р. Фраермана (1891–1972); таежные повести и рассказы «Ланжеро» (1937), «Неси меня, река» (1938), «Синее озеро» (1939), «Панков» (1940), «Большие пихтовые леса» (1940) Г. Гора (1907–81); о Сибири также писали В. Итин (1893–1939, расстрелян); М. Зингер (1899–1960); к «северным» писателям примыкает и певец карельской земли Г. Фиш (1903–71).

Сюжеты о судьбе еврейских местечек в революционную эпоху состоят из описаний дореволюционного еврейского быта, в котором подспудно зреет социалисти­ческий элемент. Новая историческая реальность проникает во все сферы жизни — от языка, на котором изъясняется молодежь и в котором привычная идишская речь причудливо смешивается с новомодными штампами: «Их объявляе ди собрание офн» («Еврейское местечко в революции». Очерки под редакцией В. Тана-Богораза. М.—Л., 1925), до мировоззрения — см., например, в романе «Как закалялась сталь»: описывая украинское местечко Березов, куда судьба забросила Корчагина, Н. Островский замечает: «Что-то, видно, очень плохое случилось в девятьсот семнадцатом году, раз даже здесь, в таком захолустье, молодежь смотрит на раввина без должного уважения». Одним из первооткрывателей сюжета «ребе и революция» может считаться М. Светлов в «Стихах о ребе» (1923); с новыми веяниями разрушения религиозных еврейских институтов связан сюжет повести И. Эльяшберга «Раввин и проститутка» (1928), в которой рассказывается о комически-печальном приключении раввина Баруха-Менделя, приехавшего по делам общины в Москву и влюбившегося там в проститутку. И хотя здесь описывается пред­револю­ционное время, смелая трактовка образа раввина показательна для сознания, в которое проникает атеизм. Повесть была резко негативно встречена критикой как извращение еврейской жизни (В. Слепков).

Повествование в произведениях, обращавшихся к теме «отречения от старого мира» и написанных писателями-евреями, как правило, включает описание погромов, Первую мировую войну, подпольную деятельность героя или героев, у которых робкие ростки социального протеста превращаются со временем в идейно зрелую и деятельную силу: «Когда река меняет русло» (1927) Л. Островера, «Наследник» (1930) Л. Славина (1896–1984; под именем Наследник писатель изображен в книге В. Катаева «Алмазный мой венец»), «Мое поколение» (1933) Бориса Горбатова, «Граница» (1935) М. Ройзмана, в послевоенное время сборник рассказов «Годы жизни» (1948) Александра Исбаха, за которые он был подвергнут репрессиям, и др. Эти произведения выполняли важную по социально-культурной значимости задачу: вводили непредубеж­денного читателя в неведомый для него мир еврейской общины. К их общему недостатку относится доминирование в сюжетном строении, обрисовке характеров и стилевых решениях набора трафаретов, в особенности проявившихся в изображении того, как проникалась еврейская молодежь революционными идеями (кочующие из произведения в произведение схематические образы и ситуации-матрицы с успехом использовались в произведениях с откровенной антисемитской направленностью, см., например, у украинского писателя А. Димарова повесть «Дороги жизни», 1953). За весьма редким исключением («Черные семена» Э. Шрайбера), из сферы интереса советской литературы почти полностью выпала деятельность Бунда, скомпрометированного большевиками в глазах общественного мнения и исторической науки, в то время как именно бундовцы нередко провоцировали революционное сознание мятежных местечковых мечтателей. Схема духовного формирования юного героя исключительно под большевистским влиянием была далека от подлинной полноты и правдивости исторической картины: опираясь на нее, невозможно, например, объяснить, почему столь широким оказалось представительство евреев в рядах эсеров и меньшевиков. Иногда делались попытки раскрыть художественными средствами диалектику превращения еврейских юношей в жаждущих крови революционеров-террористов (Г. Смолянский «Обреченные», 1926).

Страницы, связанные с физическим и духовным созреванием подростка, и повести о детстве — бесценный познавательный и эстетический материал, во многих отношениях разнообразивший и расширивший представления о быте и нравах дореволюционного еврейства, о традициях в воспитании и о воспитании традиций (повесть Израиля Меттера «Конец детства» /1935/, рассказывающая о прекратившей свое существование после революции 1917 г. харьковской еврейской гимназии «Тарбут», готовившей детей для будущей жизни в Палестине); о формировании духовного мира еврейского подростка (автобиографическая проза О. Мандельштама «Шум времени»; рассказ Л. Вайсенберга /1900–73/ «Боги» /1937/; воспоминания С. Маршака «В начале жизни» /1961/); о первых столкновениях с жизнью и испытании характера («Школьники. Дневник мальчика» /1929/ Л. Тэйна; «История моей жизни» /1929–40/ А. Свирского; «Записки Самуэля Берга. Жизнь еврея» /1930/ Л. Ларского /Лейбович; 1883–1959/; «Улица сапожников» /1931/ Д. Левина; «Мое поколение» /1937/ Ильи Бражнина /Пейсин, 1898–1982/; «Повесть о детстве» /1939/ погибшего на фронте М. Штительмана /1911–41/; сборники рассказов «Золотой грошик» /1940/ и «Неугасимый свет» /1958/ Я. Тайца /1905–57/; циклы стихов О. Колычева /Сыркес, 1904–73/ «Детство», «Лавчонка» /1931/); о взаимо­отношениях поколений в еврейской семье («Предвестие истины» /1966/ Л. Славина, где он, в отличие от остальных писателей-евреев 1960-х гг., с издевкой пишет о своем талмудисте-деде, пьющем водку бутылками, неодобрительно отзывается о «ханжеской» еврейской религии).

Мир национальных отношений между детьми моделирует «взрослые» проблемы: то же сознание собственного бесправия и отверженности, те же обиды на бесконечные оскорбления и издевательства. Еврейский ребенок систематически подвергается физическим истязаниям, получает моральные травмы (Яков Бро в романе Э. Шрайбера «Черные семена»). Простодушно-подражательная детская ненависть к «жидам» своей нерассуждающей жестокостью и дикой нелепостью ничуть не менее страшна, чем идейно заматерелый черносотенный антисемитизм: в повести М. Бурштына «Хедер» ученики церковноприходской школы, избивая еврейского мальчика, угрожающе приговаривают: «За что Христа нашего распял?» В хедере, где будущий известный литературовед и публицист И. Лежнев постигает премудрости Талмуда и Торы, царят произвол и насилие («Записки современника» /1934/, ср. с мотивом несправедливости в упоминавшейся повести М. Бурштына «Хедер»: богатей Феофан Исаакович Вульф дает взятку учителям, чтобы они зачислили на единственное место в гимназию его бездарного сына Левушку и провалили на экзамене умницу Мотеле Шварца; идентичная ситуация со взяткой описана в рассказе И. Бабеля «История моей голубятни»). Возмужание юного героя-еврея в литературе этих лет происходит обычно на фоне грозовых революционных раскатов (поэма И. Уткина «Милое детство» /1926–33/, роман «Юноша» /1933/ Б. Левина /1898–1940, погиб на финском фронте, где находился как военный корреспондент «Правды»; автор повести «Жили два товарища» /1931/, в которой нарисовал образ пламенного борца революции, впоследствии, вплоть до фамилии Корчагин, позаимствованный Н. Островским/ и многие другие). Единственный выход из конфликта старого и нового в соответствии с социально-политическим требованием, ставшим непререкаемой эстетической нормой, — превратить прошлое в пережиток и отречься от него. В основе романтического пафоса стихотворения Э. Багрицкого «Происхождение» (1930) лежало нескрываемое авторское стремление к поощряемому эпохой преодолению национальной принадлежности и кровного родства, которое перекликается с повестью Д. Хаита «Кровь» (1928) или поэмой Маргариты Алигер «Твоя победа» (1945), в которой на вопрос-призыв матери: «Мы — евреи, как ты смела это позабыть?» — дочь, выражая мораль нового поколения, отвечает: «Да, я смела, понимаешь, смела. Было так безоблачно вокруг. Я об этом вспомнить не успела, с детства было как-то недосуг» (вероятно, имея в виду эту коллизию, П. Антокольский отмечал, что внутри поэмы Алигер «заложены противоречия, неразрешенные и неразрешимые»). Еще более напряженно и драматично развивает тему отношения к роду поэма Э. Багрицкого «Февраль» (1933–34), увязывающая революцию с еврейским национальным пробуждением. Наряду с библейскими аллюзиями (традиционное изображение революции как первозданного хаоса и очистительного потопа, за которыми следует возрождение земли, вступающей в братский союз с небом), в поэме есть мотив возмездия за унижения и страдания еврейского народа: «Моя иудейская гордость пела, Как струна, натянутая до отказа...», «Я беру тебя за то, что робок Был мой век, за то, что я застенчив, За позор моих бездомных предков, За случайной птицы щебетанье! Я беру тебя, как мщенье миру, Из которого не мог я выйти!»

Детская и юношеская литература

Многие писатели, евреи по происхождению, осваивали темы, адресованные по преимуществу детству и юношеству. На выбор именно этой читательской аудитории повлияли различные факторы, в том числе то, что в других сферах литературной деятельности им просто не было позволено себя полноценно реализовать (та же ситуация сложилась и с переводчиками, редакторами и пр.). Художественный вклад этой группы писателей в советскую культуру велик. Среди них: А. Аграновский (1922–84), Г. Адамов (Гибс; 1886–1945), Яков Аким (1923–2003), Анатолий Алексин (Гоберман; 1924–2017, с 1993 г. жил в Израиле, с 2011 г. в Люксембурге), Розалия Амусина (1918–72), Юлий Анненков (Солитерман; 1919–2008), Сергей Ауслендер (в советские годы писал для детей, хотя, как отмечал Б. Перес, автор предисловия к его собранию сочинений /1927/, его произведения читали все — «от советских служащих до крестьян и красноармейцев»), Елизавета Ауэрбах (1912–95; выступала с чтением своих рассказов), Агния Барто (1906–81), академик Лев Берг, Клара Беркова (1881–1938), М. Бременер (1926–83; еврейская тема в повести «Присутствие духа» /1969/, где изображена русская женщина, спасающая во время войны еврейскую девочку), Дина Бродская (1909–42), Александра Бруштейн, В. Важдаев (Рубинштейн; 1908–78), Анатолий Вершинин (Натан Бенфельд; 1906–67), Фрида Вигдорова, Изидор Винокуров (1907–?), Ирина Волк (1913–69), Эмма Выгодская (1899–1949; жена Давида Выгодского), Тамара Габбе (1903–60; друг и сотрудница С. Маршака с конца 1920-х гг., фольклористка, переводчица, драматург; в 1937 г. была арестована среди других членов редколлегии детского журнала «Чиж»), Анна Гарф (Гарфункель; 1908–97), М. Гершензон (1910–42), Владимир Глоцер (1931–2009; в 1956–64 гг. — литературный секретарь С. Маршака, в 1960-е гг. — К. Чуковского; не только писал для детей, но и изучал их творчество /книга «Дети пишут стихи», 1964, исследовал литературное наследие обэриутов; автор литературно-критических статей о Лейбе Квитко, Д. Левине, Рахели Баумволь), С. Глязер (1907–84), Изабелла Гринберг (1898–1956), Г. Гуревич (1917–98), Лев Гутман (1898–1982), Лев Давыдов (Ломберг; 1911–89), Белла Дижур (1903–2006), В. Драгунский (1913–72; актер, режиссер, клоун Московского цирка; автор известных «Денискиных рассказов», 1966), Михаил Жестев (Марк Левинсон; 1902–83; начинал как писатель-очеркист, ряд произведений посвящен коллективизации советской деревни; в 1930-е гг. пришел к детской теме), Евгения Жуковская (Лейбович; 1909 — после 1986 г.), София Зак (1896–?), Б. Заходер (1918–2000; автор большого количества детских стихов; пересказал по-русски книгу А. Милна о Винни-Пухе), Б. Ивантер (1904–42, погиб на фронте; учился в режиссерских мастерских под руководством В. Мейерхольда, сотрудничал в РОСТе, в 1920-е гг. писал агитационные пьесы, с 1925 г. работал в журнале «Пионер», в 1933–38 гг. был его главным редактором, писал для детей, вместе с тем проявил свой писательский талант и в прозе для взрослых, о его рассказе «Моя знакомая» /1941/ К. Чуковский в своем дневнике отозвался как о лучшем, что он читал за последние годы; сборник рассказов и очерков Ивантера «Четыре товарища» с предисловием Льва Кассиля вышел посмертно в 1956 г.), Нина Ивантер (1910–2000), Маргарита Ивенсен (Шор; 1903–77), М. Ильин (1895–1953; брат С. Маршака, один из основателей научно-популярного жанра в советской детской литературе 1920–30-х гг.), Елена Ильина (Лия Прейс; 1901–64; сестра С. Маршака), Любовь Кабо (1917–2007), Н. Кальма (Анна Кальманок; 1908–88; автор биографических повестей и воспоминаний о В. Маяковском, друге ее отца), Л. Кассиль, Лев Квин (1922–96), И. Котляр (1908–62), Олеся (Людмила) Кравец (род. в 1924 г.), Л. Лагин (Гинзбург; 1903–79; автор знаменитой повести-сказки «Старик Хоттабыч» /1938/; его творчество не ограничивается детской проблематикой: социальные памфлеты «Патент АВ» /1947/, «Атавия Проксима» /1956/, «Белокурая бестия» /1963/ и др., сатирические «Обидные сказки» /1959/, воспоминания о Маяковском «Жизнь тому назад» /1974/), Д. Левин (сотрудничал в журналах «Еж» и «Чиж»; повесть «Десять вагонов» /1931/ построена как повествование от лица еврейских детей-беспризорников), И. Ликстанов (1900–55; его повесть «Малышок» /1947/ о подростках, трудившихся во время войны в тылу, выдержала более 50 изданий /Сталинская премия, 1948/), Борис Любимов (Либерман; 1904–?), Анатолий Маркуша (Арнольд Лурье; 1921–2005), Э. Миндлин (1900–81; начинал как очеркист, автор «взрослых» романов «Дорога к дому» /1957/, «Город на вершине холма» /1961/, повестей, посвященных революционерам А. Коллонтай «Не дом, но мир» /1969/ и П. Алексееву «И подымается рука...» /1973/, автор воспоминаний «Необыкновенные собеседники» /1968/), Эмма Мошковская (1926–81), Г. Новогрудский (1904–73), Я. Окунев (Окунь; 1882–1932), К. Осипов (О. Куперман; 1900–55), Эстер Паперная (1900–87; в 1936–40 гг. — заведующая редакцией детского журнала «Чиж»; с 1940 г. до конца 1950-х гг. находилась в заключении; в книге «Живая пропажа» /1931/ показана тяжелая доля евреев до революции; кроме сочинения книг для детей, переводила и писала литературные пародии, в том числе соавтор нашумевшего сборника «Парнас дыбом» /1925/), Борис Раевский (Ривкин; 1920–84), И. Рахтанов (Лейзерман; 1907–79; до 15-летнего возраста жил в Китае; многочисленные книги для детей сочетаются в его творчестве со статьями и очерками о детской литературе и воспоминаниями о писателях), Лев Рубинштейн (1905–95), поэт Е. Ружанский (1910–61), Анатолий Рыбаков, А. Рыжов (И. Гинзбург; 1904–41), Е. Рысс (1908–73; в 1929 г. его исключили из Союза писатей; самая значительная вещь — роман «Шестеро вышли в путь» /1959/), Елена Сегал (1905–80; жена Ильи Маршака /псевдоним — М. Ильин, 1895/96 — 1953/), Марк Сергеев (Гантваргер; 1926–97), Я. Тайц, Елизавета Тараховская (см. Валентин Парнах; печаталась в 1920-х гг., пьесу «Находка» поставил Московский ТЮЗ /1924/, с 1925 г. — член Московской ассоциации драматургов, одна из самых известных пьес — «По щучьему веленью» /1940/, автор многочисленных детских книг, эпиграмм, экспромтов, ее перу принадлежат лишь частично опубликованные «Воспоминания о Старом Коктебеле»), М. Тименс (Собельман; 1897–1944), Исай Тобольский (1921–95), Лидия Тынянова (1902–84; сестра Ю. Тынянова, жена Вениамина Каверина), Л. Фридлянд (1888–1960; врач, автор нашумевшей книги «За закрытой дверью. Записки врача-венеролога» /в 1927–28 гг. выдержала пять изданий/, писал популярные книги о медицине для детей), Е. Хазин (1893–1974; брат Надежды Мандельштам /см. Осип Мандельштам/), Е. Штейнберг (1902–60), Эсфирь Эмден (Коссая; 1906–61), Рашель Энгель (1900–44), Жозефина Яновская (1913–2001) и др.

На детского читателя часто ориентировалась историческая романистика с ее приключенческими сюжетами, напряженно закрученной интригой, колоритными характерами и пр. Расчет на занимательность в советской исторической беллетристике сделался едва ли не условием жанра, подобно тому, как мифологизация прошлого стала главным идеологи­ческим каноном. Историческую тему в творчестве прозаиков-евреев, помимо собственно художественной ценности (проза З. Давыдова /1892–1957/ или Софьи Заречной /Кочановской; 1887–1967/), можно рассматривать и как проявление тенденции в персональной идейной эволюции писателя; так, Л. Островер, который начинал как еврейский бытописатель, ощутив невостребованность темы, ушел в жанр исторического романа («Караван входит в город» /1940/, о крестьянском движении 16 в.) или историко-революционной повести («Буревестники» /1953/, «Пресня не сдается» /1955/, «Ипполит Мышкин» /1959/, «Тадеуш Костюшко» /1961/ и др.). Из еврейской исторической тематики, рассчитанной на детей и юношество, пожалуй, единственно разрешенными были повествования о страданиях кантонистов (Н. Лещинский /1879–1961/ «Старый кантонист» /М., 1924; 1931 — 3-е доп. издание/, С. Григорьев «Берко-кантонист» /М.-Л., 1926; до 1936 г. вышло 10 изданий/). В советской литературе начала 1920-х гг. присутствовала также библейская стилизация, особенно ветхозаветная, как одна из разновидностей исторической прозы (Е. Зозуля /1891–1941/ «Исход» /1920/, Л. Леонов «Уход Хама» /1922/, Л. Лунц «В пустыне» /1921/, «Родина» /1922/ и некоторые другие), однако впоследствии эта традиция постепенно затухала.

Образ советского еврея

Подчинясь одной из фундаментальных идеологем научного социализма в теоретическом познании и социалисти­ческого реализма в художественном творчестве о замещении всего комплекса разнообразных социальных отношений исключительно классовыми и партийными, искусство советской эпохи зачастую упрощало изображение национального характера. В качестве обоснования этого вульгарного социологического метода использовалась концепция возникновения в Советском Союзе новой исторической общности — советского народа. Одним из отголосков этой концепции в литературе стало изображение советского еврея в виде абсолютно адаптированной личности, не несущей в своем социально-психологическом облике и существе ничего специфически еврейского. Возник класс произведений, отражавших определенные политические и эстетические тенденции, господствовавшие в советской идеологии и культуре, герои которой как евреи в сущности фиктивны, их реальное жизненное содержание замещено сугубо знаковой функцией, намекающей на некое типическое явление в соответствии с разнарядкой, требовавшей «пропорционального национального представительства» в изображении революционно-героической истории.

«Номинальные» еврейские образы — «положительные герои» (официально принятый в советском литературоведении термин) — это, как правило, коммунисты, боевые и производ­ственные лидеры, готовые в классовых схватках забыть все, что составляет индивидуальное «я», включая, разумеется, и национальность. Таковы чекист Клейнер (повесть «Записки Терентия Забытого» /1921/ А. Аросева), председатель уездного исполкома Бриллиант (рассказ «Мелочь» /1922/ Е. Зозули), комиссары Чекистов («Страна негодяев» /1922–23/ С. Есенина), Коган в поэме «Дума про Опанаса» (1925) Э. Багрицкого и его однофамилец в повести Д. Фибиха «Святыни» (1926), Иосиф Миндлов и Ефим Розов (повесть «Комиссары» /1925/ Ю. Либединского /1898–1959/), Нухим, один из шести комиссаров, казненных народным самосудом (повесть «Жестокость» С. Сергеева-Ценского /1926/; в рецензии А. Лежнева отмечена трафаретность образа), Рубинштейн (роман «Пархоменко» /1938/ В. Иванова) и Боря Райх (рассказ «Закон жертвы» /1931/ С. Левмана), председатель сельсовета «товарищ Гантман», погибающий от рук крестьян, ненавидящих «жидов» и «коммунистов» (повесть «Тишина» /1925/ Н. Ларионова), командир партизанского отряда Левинсон (роман «Разгром» /1927/ А. Фадеева) и командир красногвардейского полка Лунц (художественно-документальная хроника «Борьба продолжается» /1929/ Раисы Азарх /1897–1971/, бывшей во время Гражданской войны военным комиссаром и одной из первых женщин, удостоенной ордена Боевого Красного Знамени /1928/), евреи-коммунисты в «Тихом Доне» (1929–40) Михаила Шолохова: Штокман, Абрамсон, Анна Погудко; руководитель Кузбасстроя Шор («День второй» /1932/ И. Эренбурга), Бродский, один из большевиков-подпольщиков (пьеса «Интервенция» /1933/ Л. Славина), инженеры Давид Моргулиес (роман-хроника «Время, вперед!» /1932/ В. Катаева), Яков Нейман (роман «Танкер “Дербент”» /1938/ Ю. Крымова /псевдоним Ю. Беклемишева; 1908–41; сын писательницы и переводчицы В. Беклемишевой и совладельца и главного редактора издательства «Шиповник» С. Копельмана, 1881–1944/), Исаак Антман и Яков Герштейн (роман «Единство» /1933/ Г. Никифорова), парторг Михаил Яковлевич Залкинд («Далеко от Москвы» /1948/ В. Ажаева), легендарный герой Гражданской войны на Дальнем Востоке В. Боневур, ставший прообразом главного героя романа Д. Нагишкина «Сердце Бонивура» (1947), Лева Ганицкий — юноша, становящийся революционером (роман «Зарницы» /1958/ Н. Лещинского) и др.

Художественная основа образа коммуниста представляла собой, как правило, схематически трактуемое и патетически выраженное представление об идеальной человеческой личности (редкое исключение — откровенно пародийный мелькнувший в воспоминаниях А. Воровского «За живой и мертвой водой» /1929/ тип «неурезанного» марксиста товарища Каца по кличке Арончик). На этом фоне изображение писателем-евреем русского комиссара Вавиловой в рассказе В. Гроссмана «В городе Бердичеве» (1934) — не просто творческая удача, но совершенно неожиданное открытие характера внутри схематичной художественной ситуации. В условиях жестко регламентированной советской литературы всякое отклонение от узаконенного идеально-геометрического шаблона было сопряжено для писателя с огромным творческим риском, поэтому в этом сплаве воли, фанатизма и партийной дисциплины, с легкой руки Б. Пильняка названном «кожаной курткой», практически невозможно было найти осязаемые человеческие черты, включая конкретное национальное происхождение.

В советской литературе есть небезуспешные попытки воплощения русскими писателями образа еврея. В большинстве случаев они не сопровождались глубинными проникновениями в существо еврейского характера или в специфические особенности жизни евреев, их быт, культуру и пр. Однако следует отметить «юдофильскую» традицию, выработанную в недрах советской литературы (например, тенденцию изображать евреев как высоко­квалифи­циро­ванных специалистов, деловых партнеров или просто добрых, культурных людей). Эта тенденция открыто противостояла грубому антисемитизму (см. образ Соломона Шапиро в романе Ю. Олеши «Зависть» /1927/ или в его же рассказе «Цепь» /1929/: «Я буду плакать; знаменитый хирург, профессор Гурфинкель, пожалеет меня»).

Наряду с многочисленными случаями, когда герой выступает лишь функцией своей еврейской фамилии, некоторые произведения шли несколько дальше глухих намеков или поверхностной констатации национальной принадлежности. Таков чудаковатый, невзрачный, негероически героичный Мосейка Лейзеров, ученый-географ, осваивающий сибирскую тайгу, из повести В. Иванова «Хабу» (1927). Вразрез с мнением ведущего критика 1920-х гг. В. Полонского о том, что «чувствами, симпатиями» автор «против Лейзерова» («Новый мир», 1929, № 1), следует подчеркнуть традиционно приязненное отношение писателя к евреям и еврейской культуре: участие в запрещенной к изданию в Советском Союзе «Черной книге», очерк «Шолом-Алейхем» (1959), написанный с тонким пониманием национальной специфики его творчества (из других случаев обращения Иванова к еврейской тематике см. колоритный образ любителя голубей, польского еврея Моисея Абрамовича в повести «Чудесные похождения портного Фокина» /1924/, или одну из сцен в романе «Пархоменко»/1939/, где главный герой предотвращает еврейский погром, или философскую притчу «Агасфер» /1944–56; см. Вечный жид/).

Неоднозначным было отношение М. Булгакова к евреям (резко отрицательно он изобразил литературную братию в «Мастере и Маргарите», в романе «Белая гвардия» /1925/ дал образ Михаила Семеновича Шполянского, прототипом которого послужил, по-видимому, литературовед Виктор Шкловский). В «Записках Анатолия Жмуркина» (1927) С. Малашкина рассказывается о дружбе трех солдат, двух русских и еврея, Соломона Соловейчика, об их порой забавной, но в целом трагической одиссее в пекле Первой мировой войны. В другой повести этого же писателя, нашумевшей в свое время «Луне с правой стороны» (1926), еврей Исайка Чужачек (при всей символичности фамилии героя автор далек от мысли придавать ей буквальный смысл) выступает проповедником свободной любви. В романе К. Федина «Братья» (1927–28) изображен музыкант Яков Моисеевич Гольдман, «виртуоз, одержимый музыкой, как талмудист — законом Иеговы», обучающий искусству игры на скрипке главного героя Никиту Карева. Образ еврея-интеллигента, эмигранта Лазаря Давыдовича, друга отца и идеологического противника главной героини, запечатлела Ольга Форш в романе «Ворон» (1934). Для О. Форш, описывающей в романе «Сумасшедший корабль» (1931) петроградский Дом искусств начала 1920-х гг., многие из обитателей которого были евреями, абсурдной кажется сама мысль о проведении национальных различий. Между тем для художественного мира Л. Леонова она выглядит вполне органичной. В сознании этого писателя облик еврея в лучшем случае ассоциируется с жуликоватым коллекционером Осипом Штруфом из романа «Скутаревский» (1932). Несомненная писательская удача — исторический роман Л. Раковского «Изумленный капитан» (1936) о реально существовавшей личности, капитане Возницыне (действие начинается в последние годы царствования Петра I и завершается при Анне Иоанновне), который принял иудейство, был объявлен «изумленным» (сумасшедшим) и сожжен на костре. В этом романе много еврейских образов: от приближенного к императрице «обергоф-фактора» Липмана и торговца-откупщика (см. откуп) Боруха Лейбова до разномастной еврейской голытьбы. Раковский не впервые обратился здесь к еврейской теме: родившийся и выросший среди белорусских евреев, он в сборниках рассказов «Зеленая Америка» (1927) и «Сивопляс» (1928) создал яркие бытовые зарисовки местечковой жизни (писатель был близок к евреям не только биографически, но и творчески; он участвовал в русско-еврейском научно-литературном сборнике «Еврейский вестник» /Л., 1928/). Драматически напряженно разворачивается повествование о встрече двух чуждых друг другу миров, русского и еврейского, в романе Б. Лавренева «Синее и белое» (1933), в центре которого любовь морского офицера, «безукоризненного отпрыска русского дворянства» Глеба Алябьева и еврейки Мирры Нейман (в отличие от сюжета рассказа Д. Хаита «Первая любовь Натана» /1928/, где чувство 13-летнего еврейского подростка к русской девочке завершается драматически, лавреневским героям удается устранить преграды на пути к семейному счастью); историю своего детского увлечения еврейской девочкой Рахелью Хазарович рассказывает на страницах автобиографической «Бурсы» (1932) А. Воронский. Как эпизодические персонажи евреи неоднократно появляются на страницах романа Н. Островского «Как закалялась сталь»: сидящий в одной камере с Павлом Корчагиным парикмахер Шлема Зельцер; встречающие Петлюру с хлебом и солью и пытающиеся уговорить его не громить евреев «богатый лесопромышленник Блувштейн, за ним галантерейщик Фукс и еще трое солидных коммерсантов»; политрук Крамер, возмущающийся желанием Павла «перемахнуть в Первую Конную». Чертами высокой духовности отмечены разные версии образа художника Исаака Левитана в повестях К. Паустовского («Исаак Левитан» /1937/) и И. Евдокимова («Левитан» /1940/); из писателей-евреев к образу этого выдающегося мастера живописи обращался О. Колычев в лирико-драматической поэме «Певец России». Многочисленные образы евреев встречаются в творчестве Паустовского, в особенности на страницах автобиографической «Повести о жизни» (1945–63): «низенький и тихий» солдат Иосиф Моргенштерн, убивающий бывшего бандита, а ныне красного командира Антощенко за то, что тот «пообещал «расщелкать» всех евреев в полку и очистить полк от «иерусалимских дворян»; учитель истории из бывшей женской гимназии Авель Исидорович Стаковер; журналист Яков Лившиц по прозвищу «Яшка на колесах», с которым автор в годы Гражданской войны вместе работал в одесской газете; одесский репортер Блюмкис, взявший псевдоним Торелли; «король древесного угля» Яков Рацер; известные писатели-одесситы Бабель, Багрицкий, Гехт, Ильф, Фраерман. В произведениях Паустовского есть драматические эпизоды: в годы войны старый латыш дает взятку немцам и пробирается в Рижское гетто, чтобы обменять картофель на оставшиеся у евреев драгоценности, но не выдерживает адской картины их мук и тайно вывозит детей в картофельных мешках, и др. В романе Паустовского «Дым отечества» (в 1944 г. рукопись была утеряна и найдена только через 20 лет) главный герой — пушкиновед Семен Львович Шаейцер.

Выразителен образ одного из молодых строителей Комсомольска-на-Амуре еврея Альтшулера в романе В. Кетлинской «Мужество» (1938). Запоминается характер еврея-часовщика в пьесе Н. Погодина «Кремлевские куранты» (1941, новый вариант — 1956 г.). Колоритные еврейские типы контрабандистов, небезвозмездно помогавших большевикам переходить границу, создает старый партиец К. Еремеев в рассказе «На “беде” в Европу» о прошлом революционной борьбы, в основу которого положены реальные события. В одном из лучших рассказов Л. Пантелеева «Карлушкин фокус» изображены брючник Мендель и его жена Песя, у которых беспризорник Карлушка крадет яйца, а затем на потеху толпе разбивает их на голове приятеля. В центре рассказа А. Платонова «Алтеркэ» судьба несчастного еврейского ребенка, избиваемого антисемитами. В. Катаев в повести «Хуторок в степи» (1956) рисует яркий образ легендарного еврейского куплетиста Л. Зингерталя. В поэзии к еврейской теме обращались Г. Шенгели («Еврейские поэмы» /Харьков, 1919; 2-е издание — Одесса, 1920/; поэт указывал в автобиографии, что среди его предков были и евреи), Я. Смеляков (стихотворение «Любка» /1933/), Н. Олейников, выпустивший в 1935 г. книгу сатирических стихов «Жук-антисемит», и др.

Обеднение общечеловеческих аспектов, плакатность и схематизм вредили и художественному образу, и всему произведению в целом. При этом природа героя — положительный он или отрицательный — в сущности ничего не меняла: так, скажем, фигура еврея-нэпмана в той же мере определена в советской литературе классовым подходом, что и образ коммуниста. Если «борцы за народное счастье» априорно считались носителями гуманистической нормы, наперед оправдывавшей любые действия героев знанием ими абсолютной истины (предположим, знаменитая сцена в фадеевском «Разгроме», когда Левинсон приказывает убить раненого, чтобы облегчить отряду отступление), то еврей — удачливый купец, торговец, деловой человек — также традиционно и бездоказательно воспринимался как нечто само по себе уродливо-отталкивающее, неизбежное зло, с которым против воли приходится мириться. Откровенно антисемитская подоплека этого издревле сложившегося отношения к богатой или хотя бы просто обеспеченной части еврейства особенно тесно и органически смыкалась здесь с аскетической коммунистической моралью. Разоблачающая сатира такого рода полнее всего проявилась в творчестве самих писателей-евреев, в частности в брезгливо-антагонистическом отношении к фигуре нэпмана (в равной мере это касается и советской литературы на идиш; см. в качестве примера роман Ю. Иоффе «На нэповском подворье» /русский перевод — 1930/ о расцвете и крушении спекулянта Энахля Коробейника). Изображение нэпмана-еврея как биржевика, ловкого бесчестного лавочника, спекулянта представляло собой едва ли не литературно-идеологическую норму; ее источником была не только жизненная практика (по выражению Карла Маркса, еврейский «практический дух»), но и обработанное обыденными стереотипами общественное сознание. Показательно в этом отношении замечание критика о герое романа М. Чумандрина «Фабрика Рабле» (1928): «Чумандрин ни разу не произносит слова “еврей”, ничего не говорит о еврейском происхождении Рабле, не приводит никаких цитат. Ему нужен нэпман для романа, и он знает, что нэпманом должен быть еврей. По Чумандрину — это обстоятельство само собой разумеется» (Л. Радищев «Яд. Об антисемитизме наших дней» /Л., 1930/). Не без полемического выпада против этого крайне расхожего представления И. Эренбург в романе «Рвач» (1925), в котором действуют русские герои, показал, что нэпман — явление интернациональное, а вовсе не исключительно еврейское. И тем не менее именно еврею, вероятно, чаще других предлагалось сыграть роль темной и зловещей силы, например, в романе Г. Устинова «Черный ветер» (1925), где среди предателей, бандитов, неверных жен и прочей малодостойной публики едва ли не самым мерзким и отталкивающим выглядит «гражданин спекулянтского вида, лысый, с красным одутловатым лицом» Моисей Соломонович Диц. Карикатурные типы евреев встречаются и в романе Б. Левина «Юноша» (1933): бездарный искусствовед, но талантливый приспособленец Борис Фитингоф, пронырливый «частник» Соломон Маркович Гамбург, требующий сбавить контрибуцию, так как его сын погиб в Красной армии. Устойчивый мотив в произведениях на эту тему — внезапное превращение какого-нибудь вчерашнего гомельского или житомирского «сморкача» и «голодранца» в процветающего советского коммерсанта; таковы похотливый циник Наумка Блюмер, убитый главной героиней, любовь которой он хотел приобрести за деньги (рассказ В. Лидина «Марина Веневцева» /1926/), негодяй, убивший родного брата, Абрам Нашатырь из повести М. Козакова «Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы» (1927), ловкий делец, взяточник и стяжатель Арон Фишбейн (роман М. Ройзмана «Минус шесть», /1928/), барышники и пройдохи из романов Ю. Березина (1904–42) «100% любви, разгула и спекуляции» (1928) и «Форд» (1930), нэпманский вариант бабелевского Бени Крика, налетчик Шмерл Турецкий Барабан (повесть В. Каверина «Конец хазы» /1925/).

Преобладание одностороннего партийно-классового подхода в особенности негативно сказалось на изображении писателями быта и нравов дореволюционных еврейских местечек. Расслоение еврейской общины, выделение из нее зажиточных элементов истолковывалось, как правило, в максималистском духе вражды труда и капитала. При этом, исходя из общей пролетарской ненависти к богатым и сытым, авторские и читательские симпатии незаметно закреплялись за бесправной еврейской голытьбой. В этой нехитрой схеме добропорядочность бизнесмена с еврейской кровью как бы изначально подвергалась сомнению. Классовый подход, как правило, игнорировал многочисленные факты благотворительности, меценатства и элементарной помощи, которую, руководствуясь национально-религиозным чувством, оказывали общине богатые евреи. Однако в некоторых случаях все же встречаются упоминания об этой традиционной еврейской практике (Л. Ларский «Записки Самуэля Берга /Жизнь еврея/»; «Записки современника» И. Лежнева, который подчеркивал, что благодаря устойчивому финансовому положению его отец «был не только царьком в своем деле, на своей вотчине, но занял руководящее положение и в своей общественной среде: он был несменяемым старостой в синагоге, попечителем школы для бедных еврейских детей /талмуд-тора/, покровителем бесприданниц, третейским судьей на судах чести и проч.»).

Тема Катастрофы

По неписаным, но неуклонно действовавшим в Советском Союзе стереотипам национально-общественного сознания осмысление трагедии еврейского народа во Второй мировой войне относилось к проблематике, которую власти не поощряли (термин Катастрофа, вошедший в международный лексикон после войны, в Советском Союзе начал употребляться приблизительно с конца 1980-х гг.). Неудивительно, что образы евреев в литературе периода войны встречаются довольно редко. Среди них Миша Вайнштейн (пьеса К. Симонова «Жди меня» /1942/); евреи-командиры Красной армии во «Фронтовых записях» (1943) В. Ставского; доктор Фишман, лечивший «всех детей и внуков» главного героя романа Б. Горбатова «Непокоренные» (1943) Тараса Яценко (увидев на руке врача «желтую повязку с черной шестиугольной звездой — клеймо еврея», он «поклонился низко-низко, как не кланялся никогда... Это вы мне поклонились? — шепотом спросил врач. — Вам, Арон Давыдович, — ответил Тарас. — Вам и мукам вашим»; Горбатов также был автором текста к документальной ленте Романа Кармена «Суд народов», сделанной по материалам Нюрнбергского процесса /см. процессы военных преступников/); «истерзанная еврейка» с ребенком, лежащая в общем рву среди расстрелянных фашистами мирных жителей (стихотворение И. Сельвинского «Я это видел!» /1942/) и др. Неприемлемым для цензуры оказался рассказ А. Платонова «Седьмой человек» (1942–44, опубликован в 1966 г.), повествующий о героическом сопротивлении евреев (см. антинацистское сопротивление). В другом платоновском рассказе, «Возвращение», написанном уже после войны (1946; под названием «Семья Иванова» напечатан в журнале «Новый мир», 1946, № 10–11; подвергнут уничтожающей критике в статье В. Ермилова «Клеветнический рассказ А. Платонова» /Литературная газета, 1947, 4 января/), добрый пожилой человек Семен Евсеевич, который не появляется, а только назван по имени (есть и другие намеки: семья, уничтоженная гитлеровцами в Могилеве, должность снабженца), выступает в роли помощника женщины и ее детей, муж и отец которых на фронте. В целом позиция Платонова всегда оставалась принципиально и подчеркнуто филосемитской. Еще одно исключение на общем фоне официального равнодушия к еврейской трагедии — военные очерки И. Эренбурга, объединенные общим названием «Война» (тт. 1–3), в особенности «Киев» (1942), «В Витебске» (1942) и др. В очерке «Евреям» (1941) он писал: «Я вырос в русском городе. Мой родной язык русский. Я русский писатель. Сейчас я, как и все русские, защищаю свою родину. Но гитлеровцы мне напомнили и другое: мою мать звали Ханой. Я — еврей. Я это говорю с гордостью. Нас сильней всего ненавидит Гитлер. И это нас красит».

Наиболее емко Катастрофу советского еврейства, подвергшегося геноциду на оккупированных территориях и пережившего опасность геноцида со стороны Сталина, отразил В. Гроссман, особенно в романе «Жизнь и судьба». Гонения на его роман «За правое дело» (1952) имели, помимо всего, и несомненно антисемитский характер (статья М. Бубеннова в «Правде» /13 февраля 1953 г./, исполненная не только зависти бездарного коллеги, но и национальной ненависти; письмо М. Шолохова в редакцию планировавшего печатать роман журнала «Новый мир», смысл которого сводился к вопросу: «Кому вы поручили писать о Сталинграде?», и т. п.). То же касается и романа «Жизнь и судьба», конфискованного в 1961 г. на родине и попавшего в середине 1970-х гг. на Запад (в Советском Союзе напечатан в 1988 г. в журнале «Октябрь»; при этом самые выразительные фрагменты об антисемитизме в основной текст не вошли, а были напечатаны отдельно). Споры вокруг романа подытожил сборник статей «Жизнь и судьба Василия Гроссмана» (М., 1991), в котором его проблематика рассматривалась критиками разной ориентации; снятие идеологического запрета с романа, его появление в печати и последовавшая за этим публикация повести Гроссмана «Все течет» вызвали негативную реакцию русской националистической прессы.

В послевоенные годы не удалась попытка В. Гроссмана и И. Эренбурга издать «Черную книгу» — сборник свидетельств о Катастрофе: уже набранные материалы были уничтожены (опубликованы в Израиле в 1980 г., в Советском Союзе — в 1990 г.). Наряду со статьями и очерками, написанными специально для «Черной книги», в нее планировалось включить публиковавшиеся ранее материалы, например, очерк П. Антокольского и В. Каверина «Восстание в Собибуре» (см. Собибор), в центре которого — образ офицера-еврея Александра Печерского. Представление о теме «евреи на фронте» дает повесть В. Некрасова «В окопах Сталинграда» (1946; «паспортные» евреи Шапиро, Гольдштаб, Фарбер, разведчик Гельман, о котором говорится, что его «куда хочешь посылай, все сделает. У него семью в местечке где-то всю целиком фрицы вырезали...»). Этот русский писатель известен как один из инициаторов установления в Бабьем Яру в Киеве, на месте уничтожения в годы войны десятков тысяч евреев, каменного монумента (рукопись повести Некрасова «Бабий Яр» была изъята у него при обыске в январе 1974 г.). Трагедия Бабьего Яра запечатлена в советской литературе стихами И. Эренбурга (1944) и Е. Евтушенко (1961); в 1962 г. Хрущев с явным антисемитским подтекстом обвинил обоих поэтов в злоупотреблении национальными аспектами темы Бабьего Яра, в котором, по его словам, погибли не только евреи; А. Марков выступил с обращенным к Евтушенко антисемитским стихотворением (1961), начинавшимся строкой «Какой ты настоящий русский, когда забыл про свой народ...»; в самиздате ходил приписываемый С. Маршаку ответ Маркову, где последний был объявлен Марковым «третьим», преемником известного в свое время черносотенца Маркова «второго; в несколько измененном варианте текст Евтушенко был включен в 13-ю симфонию Дмитрия Шостаковича. Поэт Л. Озеров (Гольдберг, 1914–96) написал на ту же тему поэму и стихотворение; тема Бабьего Яра составляла апокалиптический фон рассказа Б. Ямпольского «Десять лилипутов на одной кровати». В поэзии Е. Евтушенко есть еще один пример обращения к трагедии еврейского народа — глава «Диспетчер света» из поэмы «Братская ГЭС» (1965) об узнике Рижского гетто Изе Крамере. Тема Катастрофы представлена также в поэзии А. Вознесенского (стихотворение «Зов озера» /1965/, поэма «Ров» /1988/ об ограблении в наши дни захоронений на месте массового уничтожения евреев в годы войны).

В послевоенной советской литературе, чьи проблемы и темы нередко черпались из военных впечатлений, выделяется рассказ Б. Полевого «Ее семья» (из книги «Мы — советские люди» /1948/, за которую автору была присуждена Сталинская премия). В нем повествуется о том, как русские крестьяне, рискуя жизнью, укрывали от немцев еврейку Сару Марковну Фонштейн. Несмотря на умильно-патетическое содержание текста и его вполне советскую идейную акцентировку, важным было осознание трагедии еврейского народа: «Мгновенно в памяти Сары Марковны всплыли страшные рассказы беженцев о диких расправах немцев над евреями. О том, как в маленьком городке Себеже евреев созвали в местную синагогу якобы на регистрацию, приперли двери синагоги бревнами и зажгли старое деревянное здание. О том, как в городе Невеле семьи евреев загнали на узкую песчаную косу, глубоко вдававшуюся в озеро, и по косе той пустили танки, и как в тот день вода озера, всегда славившаяся своей прозрачностью, стала бурой от крови». Значим факт появления в мемуарно-документальной книге «Подпольный обком действует» (1947), написанной одним из руководителей партизанской войны А. Федоровым, героической фигуры связного Якова Зуссермана.

В творчестве писателей-евреев, чья молодость совпала с войной, преломился фронтовой опыт. У Г. Бакланова (Фридман; 1923–2009; в 1987–93 гг. — главный редактор журнала «Знамя») в романе «Июль 1941» (1965) трагедия начала войны увидена глазами командира Красной Армии еврея Бреславского; Б. Васильев (1924–2013) дает образы евреев, преимущественно женские: красноармеец Соня Гурвич («А зори здесь тихие...» /1969/), Мирра-хромоножка («В списках не значился» /1974/), в автобиографической повести «Летят мои кони» (1984) писатель показывает антисемитские общественные настроения. Есть еврейские мотивы в произведениях Иосифа Герасимова (Гиршенбаум; 1922–91; романы «Соловьи» /1963/, «Туда и обратно» /1970/, повесть «Пять дней отдыха» /1967/) и Даниила Гранина (Герман; род. в 1919 г.; особенно в «Главах из блокадной книги» /1977, 1981, совместно с Алесем Адамовичем/ — произведении, сложившемся на основе интервью с людьми, пережившими ленинградскую блокаду). Особое место занимает роман А. Рыбакова «Тяжелый песок» (1978) — эпическое полотно о жизни еврейской семьи в России с 1910 по 1943 г. Трагедии евреев Бобруйска в годы войны посвящен роман-дилогия Л. Коваля «Стон» (1990).

Послевоенная литература

В послевоенные годы антисемитизм в Советском Союзе приобрел поистине государственный размах (см. Советский Союз). К травле «безродных космополитов» (см. «космополиты») «антипатриотов», «инородцев», «беспачпортных бродяг» примкнуло правое националистическое крыло партийно-литературного руководства: прозаик В. Кожевников (в 1947–48 гг. — редактор отдела литературы и искусства газеты «Правда», с 1949 г. и в течение более 30 лет — главный редактор журнала «Знамя»; находясь на этом посту, он передал в КГБ рукопись романа В. Гроссмана «Жизнь и судьба», которую писатель предложил этому журналу; с 1967 г. — секретарь правления Союза писателей СССР, а с 1970 г. — секретарь правления Союза писателей РСФСР); прозаик В. Кочетов (в 1961–73 гг. — главный редактор журнала «Октябрь», одного из основных бастионов партийно-советского юдофобства); драматург А. Софронов (в 1953–86 гг. — главный редактор журнала «Огонек», с 1975 г. — секретарь правления Союза писателей РСФСР; в 1948 г., учуяв выгодную конъюнктуру, сочинил пьесу «Карьера Бекетова», направленную против «космополитов», правда, столь бездарную, что в 1951 г. ее критиковали в партийно-литературной печати); драматург А. Суров (о котором Эммануил Казакевич, подвергшийся гневным критическим проработкам, сложил пародийный сонет «Суровый Суров не любил евреев»); секретарь Ленинградского отделения Союза писателей в 1945–48 гг. и в 1955–65 гг. поэт А. Прокофьев, литературовед Б. Рюриков и др.

Эпоха послесталинской «оттепели» мало что изменила в принципах официозного подхода к «еврейскому вопросу». Кончилось напряжение последних лет жизни Сталина, готовившего геноцид советских евреев, однако недоверчиво-настороженное отношение к евреям, ставшее едва ли не нормой государственной политики, оставалось неизменным. В этом, в частности, проявились уклончивость и непоследовательность хрущевского развенчания сталинизма. Показательно, что мемуары И. Эренбурга «Люди, годы, жизнь» (1961–66), в которых упоминались многие евреи — деятели культуры и науки, Н. Хрущев определил как «взгляд из парижского чердака на историю советского государства» («Правда» от 9 марта 1963 г.; партийно-критический разгром книги Эренбурга был поручен секретарю ЦК КПСС Л. Ильичеву). Упоминания о евреях в советской литературе «оттепельной» поры весьма малочисленны: «Сентиментальный роман» (1958) В. Пановой, «Доктор Живаго» (опубликован в Италии в 1957 г., в Советском Союзе — в 1988 г.) Бориса Пастернака (сцена, когда Юрий Живаго и Гордон становятся свидетелями издевательства казаков над стариком-евреем) и автобиографические произведения писателей-евреев (см. выше).

Значительную роль в либерализации общественного сознания сыграл журнал «Новый мир» (1958–70), руководимый А. Твардовским. В редакции журнала работали евреи: Анна (Ася) Берзер (1917–94; автор книги о В. Гроссмане «Прощание» /1990/; ей посвящен роман Ю. Домбровского «Факультет ненужных вещей»), критик и публицист Юрий Буртин (1932–2000; с 1991 г. — один из главных редакторов газеты «Демократическая Россия», с 1993 г. — главный редактор газеты «Гражданская мысль»), Е. Дорош (Гольдберг, 1908–72; ему принадлежит первенство в разработке очерковыми средствами аграрно-колхозной темы; в его творчестве, начиная с послевоенного времени, преобладает деревенская проблематика /«Деревенский дневник», 1956–70, и другие произведения/), Б. Закс и др. Писатели-евреи и те, кого в российском (да и советском) общественном сознании воспринимали как евреев, так как один из родителей был евреем, входили в круг постоянных авторов «Нового мира»: прозаики Георгий Владимов (Волосевич; 1931–2003), Л. Волынский (Рабинович; 1912–69), Владимир Войнович (1932–2018), Э. Казакевич, писатель-документалист и литературный критик И. Крамов (Рабинович; 1919–79), литературный, кино- и театральный переводчик Л. Гинзбург (1921–80) и др. «Новомирская» эпоха сыграла значительную роль в демократической перестройке общества. Произведения, впервые напечатанные в этом журнале, обозначали поворот литературы от мнимых советских ценностей к подлинной жизненной правде: например, повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» (1962), в которой на периферии сюжета изображен представитель малосимпатичной автору московской русско-еврейской интеллигенции Цезарь Маркович. Правомерно считать этот образ истоком дальнейшего развития еврейской темы у Солженицына. В документально-художественной эпопее «Архипелаг ГУЛАГ» (1973–75) писатель отмечает мужество и стойкость сионистов, попавших в гулаговскую мясорубку. Однако, как правило, еврейские персонажи в художественном мире Солженицына подаются в негативном освещении (с особой отчетливостью это проявилось в эпопее «Красное колесо»).

Значимое место в советской литературе послесталинского времени занимает изображение беззаконий и репрессий, о которых в полной мере массовый читатель начал узнавать только в годы так называемой перестройки (вторая половина 1980-х — начало 1990-х гг.). Тогда же были опубликованы произведения, в большинстве своем написанные в 1960-е гг., но не напечатанные в связи с тогдашним изменением государственного курса, или произведения, появившиеся позднее, в 1970-е гг., когда их публикация в Советском Союзе уже была невозможна и они переправлялись на Запад: воспоминания Надежды Мандельштам (1899–1980; «Воспоминания», Н.-Й., 1970; М., 1989; «Вторая книга», Париж, 1970; М., 1990), лагерные мемуары Евгении Гинзбург («Крутой маршрут», Франкфурт-на-Майне, 1967; в том же году — по-итальянски в Милане; 2-я часть — Франкфурт-на-Майне, 1979; был еще более жесткий вариант под названием «Под сенью Люциферова крыла», сожжен автором), роман Ю. Трифонова (1925–81) «Исчезновение» (М., 1987), в котором прообразом главного героя Давида Шварца послужил репрессированный в конце 1930-х гг. друг отца, старый большевик А. Сольц (1872–1945); образ впервые появился еще в документальной повести Трифонова «Отблеск костра» (1965). Концептуальная для творчества Трифонова судьба коммуниста, делавшего революцию и ставшего ее жертвой, воплощена и в его романе «Старик» (1978), где изображены ультрареволюционеры Наум Орлик и Матвей Браславский (последний расстрелян за перегибы в политике «расказачивания», которую он охотно проводил, мстя казакам за несчастья и унижения, причиненные его семье и его народу). Ю. Домбровский (1909–78; более 20 лет провел в лагерях и тюрьмах) в своем романе «Факультет ненужных вещей» (Париж, 1978; М., 1989) создает неоднозначный образ следователя-энкаведешника Якова Абрамовича Неймана, уволенного из органов, когда Г. Ягоду сменяет Николай Ежов. Глазами лагерной собаки показан мир заточения и насилия в романе Г. Владимова «Верный Руслан» (Франкфурт-на-Майне, 1975; М., 1989). О евреях пишет в одном из «Колымских рассказов» («Потомок декабристов») Варлам Шаламов. Попытку осмыслить сталинизм как личностное и социальное зло предпринял А. Рыбаков в романе «Дети Арбата» (1987), за которым, не без доли конъюнктурной игры на остроте темы, в 1980–90-е гг. последовали «Тридцать пятый и другие годы» (1989), «Страх» (1990) и «Прах и пепел» (1994). О судьбах писателей-евреев, ставших жертвами сталинской борьбы с космополитизмом, рассказывается в повестях Лидии Чуковской (см. Матвей Бронштейн) «Спуск под воду» (написана в 1949–57 гг., опубликована в 1989 г.) и В. Тендрякова «Охота» (написана в 1971 г., опубликована в 1988 г.). Попытку представить те события, которые, по логике вещей, должны были произойти, не настигни И. Сталина смерть, предпринял В. Ерашов в фантастической повести «Коридоры смерти» (1990): процесс над врачами, их гипотетическая казнь на Красной площади, подписание ведущими еврейскими деятелями культуры — писателями, учеными и т. п. — коллективного письма-обращения, призывающего всех евреев последовать в ссылку на Дальний Восток, дабы укрыться от гнева советского народа. Делу врачей и смерти Сталина посвящен детективный роман братьев Вайнеров (Аркадия /1931–2005/ и Георгия /1938–2009; с 1990 г. жил в США/) «Евангелие от палача» (написан в 1979 г., опубликован в 1991 г.), а убийству Шломо Михоэлса — другой их роман «Петля и камень в зеленой траве» (написан в 1984 г., опубликован в 1990 г.), в центре которого образ Суламифи Гинзбург, проходящей сложный путь духовных исканий — от абстрактного сопротивления режиму до еврейского национального сознания. Примерно ту же тему — тайну смерти Михоэлса и дело Еврейского антифашистского комитета на документальном материале исследует в книгах «Записки баловня судьбы» (1991) и «Обвиняется кровь» (1994) А. Борщаговский (1913–2006; известен как своими литературно-критическими и театроведческими работами, так и художественными произведениями о русской истории, советских буднях; автор популярного романа «Тревожные облака» /1958/ о «матче смерти» между немецкими и советскими футболистами в оккупированном Киеве; пьесы «Дамский портной» /1984/ об истреблении евреев в годы войны). Ужасы сталинских репрессий раскрыты в мемуарных книгах Л. Копелева (1912–97), изданных впервые в США, «Хранить вечно» (1975) и «Утоли мои печали» (1981; здесь, в частности, описана Марфинская «шарашка», где в 1945–50 гг. Копелев находился в заключении вместе с А. Солженицыным, для которого он, в свою очередь, послужил прототипом Льва Рубина /роман «В круге первом», 1968/). Свой лагерный путь в документальных повестях «Непридуманное» (1988) и «Плен в своем отечестве» (1994) описал Лев Разгон (1908–99). Механизм тоталитарной психологии исследуют в пьесе «Жиды города Питера» (1990) братья Аркадий и Борис Стругацкие.

Конец «оттепели», который обозначился в общественном климате уже в первой половине 1960-х гг., особенно явственно проявился в суде над Иосифом Бродским (февраль 1964 г.) и процессе Андрея Синявского (псевдоним — Абрам Терц) и Юлия Даниэля (сентябрь 1965 г. — февраль 1966 г.), напечатавших свои произведения за границей. В эти годы активизировалось правозащитное движение, в которое включилась большая группа евреев (подробнее см. самиздат и Советский Союз); в процессе разрыва с официальной литературой принимали участие многие литераторы-евреи. Факт национальной и религиозной самоидентификации еврея в диссидентском движении стал тематической основой романа В. Кормера «Наследство» (1990).

Творческий потенциал, невостребованный в условиях общественно-экономического распада «зрелого социализма», по существу способствовал тому, что многие литераторы покинули Советский Союз. Среди них — В. Аксенов (1932–2009; литературную известность ему принесли повести «Коллеги» /1960/, «Звездный билет» /1961/, «Апельсины из Марокко» /1963/ и др.; один из составителей альманаха «Метрополь»; в 1980 г. выехал из Советского Союза в США), Юз (Иосиф) Алешковский (род. в 1929 г.; прозаик, бард, автор песни «Товарищ Сталин, вы большой ученый...»; принимал участие в альманахе «Метрополь»; с 1979 г. в США; его роман «Карусель» /1983/ повествует о проблемах еврейской эмиграции), Сарра Бабенышева (1910–2007; писатель, литературный критик, преследовалась в связи с подписанием писем в поддержку А. Синявского и Ю. Даниэля, академика Андрея Сахарова; с 1981 г. жила в США), Аркадий Белинков, И. Бродский, Г. Владимов (с 1983 г. жил в Германии, в 1984–86 гг. — главный редактор журнала «Грани»), Владимир Войнович (первые литературные опыты — в области поэзии, в том числе популярная в 1960-е гг. песня «14 минут до старта»; главы романа «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» печатались в самиздате /т. 1 — 1975, т. 2 — 1979, оба — Париж; живя в Советском Союзе, он напечатал за границей также «Иванькиаду» /1976/, пьесу «Трибунал» /1985/, сборник «Антисоветский Советский Союз» /1985/, роман «2042» /1986/ и др.; в повести «Шапка» /1988/ изображен писатель-еврей Ефим Рахлин и его сосед Васька Трескин, уверовавший, что евреи управляют Россией, и желающий, дабы приобщиться к общему движению, вступить в жидомасоны), Александр Галич, Юрий Гальперин (псевдоним — К. Бегалин; род. в 1947 г.; пьеса «Шел мальчишке тринадцатый год» /в соавторстве с Е. Белодубровским, 1972/; эмигрировал в Швейцарию в 1979 г.; автор книг, написанных в Советском Союзе и изданных на Западе: «Мост через Лету» /написана в 1975 г., опубликована в 1982 г./, «Играем блюз» /написана в 1974 г., издана в 1983 г./), Анатолий Гладилин (1935–2018, с 1976 г. жил в Париже; рассказ «Хроника времен Виктора Подгурского» /1956/, повесть «Евангелие от Робеспьера» /1970/, роман «Прогноз» /Франкфурт-на-Майне, 1972/ и др.; с 1976 г. во Франции), Ф. Горенштейн (сын репрессированного, вырос в детдоме; автор сценариев к кинофильмам «Солярис» /режиссер А. Тарковский/, «Раба любви» /режиссер Н. Михалков/ и др.; один из участников альманаха «Метрополь»; с 1977 г. печатался на Западе, с 1980 г. жил в Германии; в его произведениях широко представлена еврейская проблематика), Игорь Губерман, Давид Дар, Сергей Довлатов (1941–90; в основном печатался в самиздате; с 1978 г. жил в США; редактор газеты «Новый американец»; еврейская тематика полнее всего отразилась в повести «Наши» /1983/; отношение Довлатова к своему еврейскому происхождению неоднозначное, он признавался, что в еврейской среде никогда не чувствовал себя комфортно), Л. Друскин (1921–90; ленинградский поэт; эмигрировал в 1980 г. в Германию), Игорь Ефимов (род. в 1937 г.; в 1960-е гг. начинал как вполне благополучный советский писатель, один из авторов «молодежной прозы»: повести «Смотрите, кто пришел», «Лаборантка» и др.; позднее перешел на диссидентские позиции, философско-публицистические сочинения «Без буржуев» /под псевдонимом Адам Кузнецов, Франкфурт-на-Майне, 1979/, «Метаполитика» /Страхтон, 1978/ и «Практическая метафизика» /1980; последние две книги под псевдонимом Андрей Московит/; с 1978 г. в США; издал на Западе романы «Как одна плоть» /1981; начат в Советском Союзе, часть его печаталась в журнале «Звезда» в виде большого рассказа «По дороге с работы»/, «Архивы Страшного суда» /1982/, «Седьмая жена» /1985, где изображен американец с русско-еврейскими корнями Антон-Энтони/ и др.), писатель и переводчик Руфь Зернова, Феликс Кандель, литературовед Л. Копелев (с 1980 г. жил в Германии), Аркадий Львов (Бинштейн; род. в 1927 г.; до эмиграции в США в 1976 г. жил и писал в Одессе; книги прозы: «Крах патента», «Большое солнце Одессы», «Бульвар Целакянтус», «Две смерти Чезаря Россолимо», «В Одессе лето», «Скажи, кто ты!»; роман «Двор», опубликован в США; в его творчестве широко представлена еврейская тема, в ряде произведений показаны драматические судьбы евреев, переехавших в Америку; вместе с поэтом и эссеистом И. Рубиным /1941–77/ был редактором нелегального журнала «Евреи в СССР»), Владимир Марамзин (Кацнельсон; род. в 1934 г.; книги, вышедшие в Советском Союзе, адресованы детям; пьеса «Объясните мне кто-нибудь — я скажу вам спасибо» /1963/ была запрещена цензурой; подготовил для самиздата 5-томное собрание стихов и поэм И. Бродского /1971–74/; в 1974 г. был арестован, в 1975 г. покинул Советский Союз, поселился в Париже, где издавал /совместно с А. Хвостенко/ журнал «Эхо» /1978–80, 1984–86/; издал за границей сюрреалистическую повесть «Блондин обоего цвета» /1975/, сборник рассказов «Смешнее, чем прежде» /1979/, сатиру на КГБ «Тяни-толкай» /1966; издана в 1981 г., включает две предыдущие книги/), Виктор Перельман (1929–2003), Марк Поповский (1922–2004; автор научно-популярных книг, в том числе «Судьба доктора Хавкина» /1963/; в 1974 г. эмигрировал во Францию, а затем в США), Ф. Розинер (1936–97; вошел в литературу в первой половине 1960-х гг. — книги о деятелях искусства: Э. Григе, С. Прокофьеве, М. Чюрленисе и др.; роман «Некто Финкельмайер» /написан в 1970-е гг., в самиздатском варианте — «Пыль на ветру», опубликован в Лондоне в 1981 г., отмечен международной премией В. Даля/ повествует о еврейской самоидентификации писателя /главный герой — поэт Аарон-Хаим Менделевич Финкельмайер, боясь, что его стихи не будут напечатаны из-за антисемитизма редакторов, выдает их за перевод с языка вымирающей северной народности/; в 1978–85 гг. жил в Израиле, с 1985 г. в США), Эфраим Севела (Е. Драбкин; 1928–2010; писатель, режиссер; эмигрировал в 1971 г. в Париж, затем в Израиль, с 1976 г. жил в США), Борис Хазанов (другой псевдоним — Геннадий Шингарев; настоящее имя — Геннадий Файбусович; род. в 1928 г.; прозаик; был арестован в 1949 г. за «антисоветскую пропаганду»; уехал в Мюнхен в 1982 г.; редактор журнала «Страна и мир»), Ефим Эткинд и многие другие.

Антисионистская литература

В 1970–80-х гг. в советской литературе появились произведения, посвященные ближневосточным проблемам, в которых анализ арабо-израильского конфликта (см. Государство Израиль. Израиль и палестинская проблема) подменялся грубыми антисионистскими и антисемитскими выпадами и вымыслами (см. выше).

Наступивший в середине 1980-х гг. кризис советской системы, ущемление в условиях гласности и демократических свобод прав «литературных генералов», представителей национал-большевизма, неосталинизма и прочих, дало новую бурную вспышку антисемитских настроений. «Славянофилы» и «почвенники» 1980–90-х гг. группировались в основном вокруг газет «День», «Московский литератор», «Советская Россия», «Литературная Россия», журналов «Молодая гвардия», «Наш современник», «Москва»; под видом национально-религиозного возрождения эти литературные силы проповедовали самый беззастенчивый шовинизм, окрашенный в расистские тона. Среди активистов-«почвенников», якобы озабоченных судьбами мировой цивилизации и видящими главную опасность для нее со стороны еврейского этноса, были прозаики В. Белов (главный герой его романа «Все впереди» /1987/ еврей Бриш — олицетворение отвратительной автору городской культуры), Ю. Бондарев, А. Проханов, В. Распутин, В. Солоухин, поэты Ю. Кузнецов, Т. Глушкова, отец и сын Ст. и Сер. Куняевы, Вал. Сорокин, литературовед В. Кожинов, критики В. Бондаренко, А. Казинцев, М. Любомудров, Ю. Селезнев.

Особое место в консервативно-националистической публицистике и разжигании черносотенных общественных настроений занимал математик И. Шафаревич. В своих книгах «Русофобия» (1990) и «Русофобия десять лет спустя» (1993) он развивал «концепцию» об уничтожении «большого народа» «малым народом» изнутри. Прозрачный эвфемизм «малый народ» относился, естественно, к еврейству. В последние годы публицисты этого толка много пишут о целенаправленном уничтожении русской культуры сионистами: к списку «кровавых преступлений» евреев в послереволюционной России прибавились отравление Александра Блока (версия В. Солоухина) и убийство Сергея Есенина (с инсценировкой самоубийства), расправа над которым якобы была осуществлена «еврейским ОГПУ» с ведома или даже по директиве Л. Троцкого; к произведениям, проникнутым русофобским пафосом, отнесен роман И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и другие произведения, написанные евреями (или хотя бы в соавторстве с ними). Реакция на эту чудовищно болезненную «националистическую самооценку» (И. Бродский) тех слоев русской творческой интеллигенции, которая не поражена антисемитским вирусом, носила откровенно травестийный характер (например, пародия Т. Толстой «Не могу молчать» /«Огонек», 1990, № 14/, где «обнаружено», что все русские писатели — Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Толстой, Достоевский — были в действительности евреями и русофобами).

Произведения на еврейскую тему

В эти годы в печати появились отдельные произведения, в которых еврейская тема была центральной: например, роман Дины Калиновской (урожденная Дора Берон, 1934–2008) «О, суббота!» (1980). В перестроечные годы эта тенденция усилилась. Злоключениям евреев, собирающихся репатриироваться в Израиль, и их мытарствам посвящен рассказ А. Черницкого «Время горящих мостов» (1991). Тяга к еврейскому присутствует в творчестве Б. Чичибабина: «Был бы я моложе — не такая б жалость: не на брачном ложе наша кровь смешалась... Не родись я Русью, не зовись я Борькой, не водись я с грустью, золотой и горькой, не ночуй в канавах, счастьем обуянный, не войди навек я частью безымянной в русские трясины, в пажити и реки, я б хотел быть сыном матери-еврейки...» Еврейская тема и проблемы антисемитизма отражены в романе А. Битова «Пушкинский дом» (Н.-Й., 1978; М., 1989). Образ «огромного, очень красивого, медлительного» Фишеля Ицковича рисует в повести «Стройбат» (1989) С. Каледин.

Писатели-евреи, принадлежащие к послевоенному поколению, в разной мере тяготеют к еврейской теме (например, у Александра Кабакова /род. в 1943 г./, автора повестей и романов о современной жизни «Поход Кристановича», «Сочинитель», «Самозванец», «Невозвращенец», «Последний герой», интерес к еврейской проблематике достаточно приглушенный, устами одного из своих героев он говорит о почти полном отсутствии «любопытства к собственному происхождению»).

В творчестве литераторов этого поколения сильны авангардистские тенденции, желание увидеть мир под необычным ракурсом, нередко в его наиболее абсурдных проявлениях. Поиск нетривиальных художественных форм, эксперимент со словом, иронически-травестийная окраска сюжета или авторской речи присущи как стихам, так и прозе. Среди прозаиков этого направления — Михаил Берг (род. в 1952 г.; псевдонимы — Ф. Эрскин, И. Северин; романы «Вечный жид» /1980, опубликован в 1989 г./, «Веревочная лестница» /1980, опубликован в 1983 г./, «Между строк...» /1982, опубликован в 1991 г./, «Рос и я» /1986, опубликован в 1990 г./, «Последний роман» /1992/ и др.). А. Эппель в «орнаментальной этнографической» прозе (книга «Травяная улица», М. — Париж — Н.-Й., 1994) передает впечатления послевоенного детства в еврейском окружении в Москве.

В поэзии

В поэтическом многоголосии советской эпохи представительную часть составляли поэты-евреи. Некоторые из них начали печататься и даже успели получить признание еще до революции: Перекати-Поле (Г. Калмансон; 1868–1937, репрессирован), А. Коц (1872–1943; прославился стихотворным переложением на русский язык текста «Интернационала» Э. Потье, затем продолжал переводить его произведения и в советскую эпоху; основное тематическое направление — политическая лирика, собственная и переводная), Д. Цензор (1877–1947; в 1920-е гг. сотрудничал в советских сатирических изданиях «Бегемот», «Смехач», «Пушка» и др., писал детские стихи, издал наиболее полный сборник своих стихов 1903–38 гг. /Л., 1940/), Бенедикт Лившиц, К. Липскеров (1889–1954; пробовал свои силы в разных областях литературы: писал пьесы, перевел на русский язык армянский эпос «Давид Сасунский», поэмы Низами и др.), О. Мандельштам, С. Маршак, В. Парнах, Софья Парнок (1885–1933), Б. Пастернак, Владислав Ходасевич, И. Эренбург, Н. Венгров (М. Вейнгров; 1894–1962; впервые выступил в печати в 1913 г., встречаются стихи на еврейскую тему, один из участников литературного сборника «Еврейский мир» /М., 1918/; впоследствии писал стихи для детей, редактировал детские журналы «Еж» /1928–29/, «Мурзилка» /1933–37/, издал ряд литературоведческих книг, занимался историей детской литературы), принадлежащий к тому же поколению, но опубликовавший первый сборник «Ось» только в 1919 г. С. Нельдихен (Нельдихен-Ауслендер; 1891–1942; входил в третий «Цех поэтов», его стихи опубликованы во всех трех альманахах цеха; в 1931 г. был арестован и выслан из Москвы, в 1941 г. арестован вторично, погиб в одном из северных лагерей).

В 1910-х — начале 1920-х гг. дебютировали такие поэты, как С. Абрамов (1884–1957) со сборником «Зеленый зов» (1922), напечатанным в созданном им же частном издательстве «Творчество», которому принадлежит немалая заслуга в развитии русской поэтической культуры, Аделина Адалис (А. Ефрон; 1900–69), Дж. Алтаузен (1907–42, погиб на фронте), П. Антокольский, Л. Берман (1894–1980; участник собраний и секретарь «Цеха поэтов» в 1920–21 гг.; дебютировал как поэт до революции /сборник «Неотступная свита», П., 1915/, после второго сборника стихов /«Новая Троя», П., 1921/ занялся, по-видимому вынужденно, детской литературой и теоретическими работами по поэтике), Д. Выгодский, М. Гальперин (1882–1944; одновременно известен как драматург, работал во МХАТе и Большом театре), М. Голодный (Эпштейн; 1903–49; выступал и как переводчик еврейской поэзии), Я. Городской (1898–1966; занимался также драматургией, публицистикой и переводами), Л. Гроссман, Семен Кирсанов, О. Колычев (его перу принадлежит сборник переводов с идиш «Из еврейских поэтов» /1936/), члены петербургского литературного кружка «Звучащая раковина» (1920–21), руководимого Н. Гумилевым, сестры Ида Наппельбаум (1900–92; жена поэта М. Фромана) и Фрида Наппельбаум (1902–50; в 1920-е гг. — участница семинара Юрия Тынянова и Бориса Эйхенбаума в Государственном институте истории искусств; собирались в доме их отца, известного фотопортретиста М. Наппельбаума /1869–1958/; сюда же входил поэт Д. Горфинкель /1889–1966/), В. Левик (1907–82; поэт, переводчик, литературный критик), Э. Левонтин (1891–1968), В. Нейштадт (1898–1959; больше известен как переводчик, литературовед, однако он являлся автором сборника стихов «Пять шестых» /М., 1934/, писал стихи, посвященные шахматной игре), А. Ойслендер (1908–63), Н. Оцуп (1894–1958; поэт гумилевского круга; до отъезда в эмиграцию издал сборник «Град» /1921/), Макар Пасынок (И. Коган-Ласкин; 1893–1946; первый сборник «Черная кровь» посвящен нефтяникам Чечни /Грозный, 1922/), единственная «сестра» среди «Серапионовых братьев» Елизавета Полонская (Мовшензон), С. Розов, М. Рудерман (1905–84; прославился стихами «Песни о тачанке» /1935; музыка К. Листова/), О. Савич (1896–1967; поэт и прозаик, переводчик испанской и латиноамериканской поэзии), В. Саянов (Махнин; в середине 1920-х гг. входил в ЛАПП /Ленинградская ассоциация пролетарских писателей/; в 1926–29 гг. — член литературной группы «Смена»; до 1946 г. — главный редактор журнала «Звезда»; занимал руководящие должности в писательской организации: с 1941 г. — в правлении Ленинградского отделения Союза писателей, с 1954 г. — в Президиуме Союза писателей СССР, с 1958 г. — также в Президиуме Союза писателей РСФСР; входил в редакционный коллектив первого, горьковского, издания «Библиотека поэта»; писал не только лирические стихи, но и прозу: наиболее известны романы, составляющие трилогию: «Небо и земля» /1935–54/, «Лена» /1953–55/, «Страна родная» /1953–56/; кроме того, проявил себя как критик, редактор и автор ряда литературоведческих работ: «Современные литературные группировки» /1929/, «Очерки по истории русской поэзии 20 в.» /1929/, «Начала стиха» /1930/ и др.), М. Светлов, И. Сельвинский, Семен Сибиряков (Израиль Броверман; 1888–1938, расстрелян; первые стихи опубликованы в 1908 г. в тюремном журнале «Голота», когда сидел в Кишиневской тюрьме за революционную деятельность; после революции примыкал к движению пролетарской литературы), И. Уткин, М. Тарловский (1902–52; двоюродный брат поэта-сатирика А. Арго; с 1935 г. занимался практически только переводами), Илья Френкель (1903–94), М. Фроман (Фракман; 1891–1940; в 1920-е гг. — секретарь Союза поэтов; много работал как переводчик), Г. Ширман (в середине 1920-х гг. издал при Всероссийском Союзе поэтов пять солидных по объему сборников стихов, и еще один, «Запретная поэма», — в Лейпциге /1926/), Г. Шмерельсон (1901–43; в 1920-е гг. примыкал к имажинистам, член правления и секретариата Петроградского отделения Союза поэтов), Евсей Эркин (псевдоним — Василий Горнев; 1897–1942), В. Эрлих (1902–37, расстрелян; поэт-имажинист, близкий друг С. Есенина, адресат его предсмертного стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья...» /1925/), Виктор Яблонский (1897–1941, погиб на фронте), А. Ясный (Яновский; 1903–45, погиб на фронте).

К поколению поэтов, пришедших в литературу в конце 1920–1930-х гг., принадлежат: В. Аврущенко (1908–41; ушел добровольцем на фронт, попал в плен к немцам и казнен), В. Азаров (1913–90; сочетал поэтическое творчество с деятельностью переводчика и драматурга, один из авторов пьесы «Раскинулось море широко» /в соавторстве с В. Вишневским и А. Кроном/, переводил стихи еврейского поэта М. Грувмана), М. Алигер, С. Бытовой (Каган; 1909–85), А. Гитович (1909–66; поэт, переводчик, один из крупных литературных мистификаторов в советской литературе: в годы войны писал стихи от имени несуществующего французского поэта Анри Лакоста; один из немногих, кто бесстрашно защищал поэта Н. Заболоцкого после его ареста), Евгений Долматовский (1915–94), Г. Кац (1907–41), В. Лифшиц (1913–78), С. Липкин, М. Лисянский (1913–93; популярный поэт-песенник, среди наиболее известных песен — «Моя Москва» /«Я по свету немало хаживал...», 1941/, «Когда поют солдаты» /1960/ и др.), Михаил Матусовский (1915–90; один из крупнейших поэтов-песенников: «Вернулся я на родину» /1949/, «Не забывай» /1955/, «Пишите нам, подружки» /1955/, «Подмосковные вечера» /1955/, «Московские окна» /1960/, «Прощайте, голуби» /1960/; еврейская тема отразилась в стихотворении «Моя родословная» /1938/), Юлия Нейман (Новикова; 1907–94; помимо собственных стихов, известна как переводчик, в том числе с идиш, драматург, искусствовед), Лев Озеров (Гольдберг; псевдонимы — Лев Берг, Л. Корнев; 1914–96; известен не только как поэт, но и как литературовед, литературный критик и переводчик; переводил с идиш еврейских поэтов Давида Гофштейна, Лейба Квитко, Переца Маркиша), Александр Ромм (1898–1943, покончил с собой; наряду с оригинальным поэтическим творчеством занимался переводческой и литературоведческой деятельностью; брат знаменитого кинорежиссера Михаила Ромма), Елена Рывина (1910–85; многие ее стихи, положенные на музыку, стали популярными песнями 1930-х гг. /«Над моей Невой» и др./; обращалась к еврейской теме, например, «Стихи об Ароне Копштейне»), Яков Хелемский (1914–2003), М. Шехтер (1911–63).

В предвоенном поколении поэтов также было много евреев: Всеволод Багрицкий (см. Эдуард Багрицкий), Семен Ботвинник (1922–2004), Н. Гребнев (1921–88; широко известен также как поэт-переводчик: помимо прочего, переводил псалмы Давида, переводил с идиш, составил сборник песен еврейских местечек и фольклора, сложившегося в гетто и концлагерях, «Песни былого: Из еврейской народной поэзии» /М., 1986/), Семен Гудзенко (1922–53), П. Коган (1918–42, погиб на фронте, где служил переводчиком полкового разведотдела; автор знаменитой «Бригантины» /1937, музыка Г. Лепского/; при жизни не издавался, первый сборник «Гроза» появился в 1960 г.; к тому же поколению принадлежала его жена, прозаик Елена Ржевская /Каган; 1919–2017/, в годы войны также бывшая военным переводчиком), Наум Коржавин, Юрий Левитанский (1922–96), Марк Максимов (Липович; 1918–86; кроме стихов, автор нескольких пьес и сценария фильма «Лично известен» /1958/), Д. Самойлов (автор мемуарной книги «Памятные записки» /1995, полностью издана после смерти автора/, куда вошли размышления о судьбах еврейства в русской истории и культуре), Борис Слуцкий, Марк Соболь (сын Андрея Соболя; по основной профессии — режиссер; автор нескольких пьес, а также статей о советской поэзии; в середине 1930-х гг. был арестован). К более старшим по возрасту, но опубликовавшим первые стихи только в начале 1940-х гг. относятся: С. Фогельсон (1910–94; известен сатирическими куплетами для эстрады, песнями «Матросские ночи», Моя родная сторона», а также к фильму «Небесный тихоход»), Елена Ширман (1908–42, расстреляна немцами; автор единственного прижизненного сборника «Бойцу Н-ской части» /1942/), М. Юдалевич (1918–2014; известен также как драматург и детский писатель).

В первые послевоенные годы начали печататься Я. Белинский (1909–88), К. Ваншенкин (Вайншенкер; 1925–2012; муж детской писательницы Инны Гофф /1928–91/), Е. Винокуров (1925–93), Борис Дубровин (Галл; род. в 1926 г.; родители репрессированы в 1936 г.), А. Межиров (1923–2009; с начала 1990-х гг. жил в США), Инна Лиснянская (1928–2014; некоторые ее стихи посвящены судьбе евреев в Советском Союзе).

В середине 1950-х гг. в поэзии прозвучали голоса Риммы Казаковой (1932–2008; лирической темой некоторых стихотворений становится разорванное мироощущение еврея-полукровки), Владимира Корнилова (1928–2002), Александра Кушнера, трепетно относящейся к еврейской теме Юнны Мориц (род. в 1937 г.). В конце 1950-х гг., когда наступила эпоха бардов, соединявших поэтический текст с музыкой, казалось, что их стихи не превышают невзыскательного самодеятельного уровня. Однако вскоре феномен бардов в лучших своих проявлениях заставил говорить о себе как о подлинной поэзии (Александр Галич, Александр Городницкий /род. в 1933 г./, Е. Клячкин /1934–94, умер в Израиле/, Александр Розенбаум /род. в 1951 г./). К началу 1960-х гг. относится возникновение «ленинградской школы» — сложившейся вокруг Анны Ахматовой группы поэтов, которая почти полностью состояла из евреев: И. Бродский, А. Найман (литературный секретарь Ахматовой и автор воспоминаний о ней), Евгений Рейн. К поколению поэтов-«шестидесятников» принадлежат Елена Аксельрод (см. Ривка Рубина), Вадим Перельмутер (род. в 1943 г.).

Поэты, чья известность пришла вместе с эпохой демократии и гласности (творческой манере многих из них присущ словесный эксперимент в духе В. Хлебникова и обэриутов, авангардистский поиск новых выразительных возможностей стиха, «немарксистское объяснение мира», обращение к низким сферам быта и пр., что, как известно, не поощрялось ханжеской поэтикой социалисти­ческого искусства): Михаил Айзенберг (род. в 1948 г.; окончил архитектурный институт, работал оформителем в ресторане; с середины 1970-х гг. его стихи циркулировали в самиздате, с 1976 г. печатался за рубежом, в России вышел его сборник «Указатель имен» /1993/; помимо поэзии, успешно занимается эссеистикой), Александр Альтшулер (1938–2014; ленинградский поэт, появился в самиздате в 1960-е гг.), Л. Аронзон (1939–70, погиб на охоте при невыясненных обстоятельствах, предсказал свою смерть в стихотворении /1963/: «Когда я, милый твой, умру, пренебрегая торжеством, оставь лежать меня в бору с таким, как у озер, лицом»; при жизни в официальной советской печати появлялись лишь его детские стихи, в самиздате — с середины 1970-х гг.; после смерти сборник «Избранное» был опубликован в 1985 г. в Израиле и в 1990 г. в России), Александр Аронов (1934–2001; разрабатывал в своем творчестве еврейскую тему), Вениамин Блаженный (Айзенштадт; в публикациях 1980-х гг. — Блаженных; 1921–99), Евгений Букимович (род. в 1954 г.), Сергей Гандлевский (род. в 1952 г.; публикуется за рубежом; книга стихов «Рассказ» /1989/), один из самых ярких представителей современного авангарда Игорь Иртеньев (Рабинович; род. в 1947 г.), Ю. Карабчиевский (1938–92, покончил с собой; до 1988 г. публиковался только на Западе, сборник стихов «Прощание с друзьями» появился после его смерти; автор дискуссионной книги «Воскресение Маяковского» /Мюнхен, 1985/, в России вышла в 1990 г.; романы «Незабвенный Мишаня» и «Жизнь Александра Зильбера» передают амбивалентность духовного существования современного русского интеллигента, еврея по происхождению, живущего в сложном переплетении двух разных миров), Александр Левин (род. в 1957 г.; сборник «Биомеханика» /1995/), Зинаида Миркина (1926–2018; как поэт начала печататься за рубежом с 1979 г., первые публикации на родине относятся к 1989 г.), Генрих Сапгир (1928–99; детский поэт, в 1960–84 гг. опубликовал около 40 книг, писал пьесы для детского театра и сценарии мультфильмов; выступал как переводчик еврейской поэзии /стихи Шике Дриза/; в 1960-е гг. возглавлял авангардную поэтическую группу «Конкрет»; один из участников «Метрополя»; стихи для взрослых, которые он писал с 1960-х гг., в Советском Союзе не публиковались; с 1975 г. печатался в западной периодике, сборник «Сонеты на рубашках» /Париж — Н.-Й., 1978/), Я. Сатуновский (1913–81; одно из самых интересных имен так называемой «лианозовской группы» — авангардного поэтического кружка; в годы застоя печатался только в самиздате), Елена Шварц (1948–2010; с конца 1960-х гг. ее стихотворения печатались в самиздате, из них был составлен и издан в США сборник «Танцующий Давид» /1985/; в поэтическом творчестве присутствуют библейские и хасидские (см. хасидизм) мотивы; автор прозаических произведений, занималась также переводами), Олег Юрьев (1959–2018, с 1991 г. жил в Германии; к концу 1980-х гг. опубликовал поэтический сборник «Стихи о небесном наборе» /1989/; в его прозе действие развивается на пересечении бытовой и мистической реальности, что позволяет ставить героя — русского еврея 1980–90-х гг. — в широкий временной исторический контекст /«Франкфуртский бык», 1996/), Дмитрий Закс (род. в 1961 г.; публикации в альманахе «Камера хранения», 1989–96).

Как поэты начинали свою литературную карьеру: журналист и критик (один из сотрудников знаменитой газеты «Гудок», в дальнейшем автор воспоминаний об известных писателях «Память рассказывает» /1972/) Илья Березарк (Рысс; 1897–1981), прозаик Р. Бершадский (1909–79), прозаик Марк Гроссман (1917–86), литературовед Я. Зунделович (1893–1965), писательница Вера Инбер, издательский работник И. Ионов (Бернштейн; 1887–1942), прозаик и литературовед А. Исбах (И. Бахрах), прозаик и очеркист Б. Лапин (погиб на фронте; печатался в футуристических сборниках «Экспрессионисты» /М., 1921/, «Молниянин» /М., 1922/, «Московский парнас» /М., 1922, № 2/, «1922-я книга стихов» /М., 1923/), критик А. Лейтес (1899–1976; сборник «Твоих ночей» /Киев, 1920/), переводчик Б. Лейтин (1893–1972; дебютировал как поэт в 1915 г. в сборнике стихов еврейских поэтов «Провинциальная луна», сборник стихов «Выдуманная любовь» издал в 1919 г.; в дальнейшем занимался переводами, в том числе перевел с идиш повесть И. З. Гордона «Три брата» /1962/), литературовед Дмитрий Молдавский (1921–87), прозаик Л. Никулин, обществовед, культуролог, историк науки Вадим Рабинович (1935–2013); как поэт известен актер ленинградского Большого драматического театра Владимир Рецептер (род. в 1939 г.), как поэт пришел в литературу романист М. Ройзман, детская писательница Зинаида Шишова (Брухнова; 1898–1977) и др.

Некоторые стихотворцы, несмотря на спорадические выступления в печати, тем не менее оставили след в советской поэзии: Надежда Вольпин (1900–98; жена С. Есенина; входила в группу имажинистов; переводчик П. Мериме, Д. Голсуорси, Т. Манна, Л. Стерна, В. Скотта, И. Гете, Дж. Байрона), П. Герман (1894–1952; написал слова популярной песни 1920-х гг. «Кирпичики», а в 1930-е гг. — слова знаменитого «Авиамарша» /«Все выше, и выше, и выше», музыка Ю. Хайта/).

Многие из поэтов-евреев вообще не касались еврейской темы (к примеру, Е. Долматовский, который, отказавшись от репрессированного отца, открестился и от собственного еврейства), у других поэтов еврейские мотивы присутствуют, но как периферийные.

В драматургии

В театральной и кинодраматургии к старшему поколению относятся: Владимир Билль-Белоцерковский (учился в хедере; помимо командира Красной армии Когана в пьесе «Пограничники» /1937/, еврейские типы встречаются в его книге мемуарной беллетристики «Путь жизни» /1959/), кинодраматург М. Вольпин (1902–88; писал в соавторстве с Н. Эрдманом, И. Ильфом и Е. Петровым, пьеса «Подхалимка» /частушка в «Золотом теленке»: «У Петра Великого Близких нету никого. Только лошадь и змея, Вот и вся его семья» сочинена им/, сценарии к фильмам /«Смелые люди», 1950; «Старый наездник», 1959, — оба в соавторстве с Н. Эрдманом, «Огонь, вода и... медные трубы», 1968, и др./; был репрессирован еще в начале 1930-х гг.; один из немногих, кто слышал из уст А. Ахматовой ее «Реквием»), кинодраматург, прозаик, журналист, профессор ВГИКа Е. Габрилович (1899–1993; работал с крупными советскими кинорежиссерами Ю. Райзманом, С. Юткевичем, Г. Панфиловым и др.; сценарии к фильмам «Последняя ночь» /по собственной повести «Тихий Бровкин», 1937/, «Машенька» /1942/, «Убийство на улице Данте» /1956/, «Коммунист» /1958/, «Твой современник» /1968/, «В огне брода нет» /1968/ и многие другие), Д. Дэль (Л. Любашевский; 1892–1975; автор известной в 1930-е гг. пьесы «Музыкальная команда», один из сценаристов фильмов «Депутат Балтики» /вместе с Л. Рахмановым/, «Встречный» /вместе с Л. Арнштамом/; одновременно снимался как актер в фильмах «Яков Свердлов» /роль Свердлова/, «Ленин в 1918 году», «День первый» и др.), Н. Зархи (И. Гуревич; 1900–35; автор сценариев к кинофильмам режиссера В. Пудовкина «Мать» /1926/ и «Конец Санкт-Петербурга» /1927/, ему принадлежат также сценарии «Особняк Голубиных» /фильм «Ксюша», 1925/, «Булат Батыр» /1928/, «Города и годы» /1930, по роману К. Федина/ и др.), А. Каплер (1904–79; заслуженный деятель искусств РСФСР /1969/; наиболее известные киносценарии: «Три товарища» /1935; совместно с Т. Златогоровой/, «Ленин в Октябре» /1937/, «Ленин в 1918 году» /1939, совместно с Т. Златогоровой/, «Котовский» /1943/, «Она защищает Родину» /1943/, «Полосатый рейс» /1961/ и др.; за связь с дочерью И. Сталина Светланой Аллилуевой 10 лет провел в заключении /1943–53/), В. Киршон (один из зачинателей советской драматургии; автор популярных в 1920-е гг. революционно-массовых песен «Карманьола» и «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»; ему принадлежит сценарий первого советского приключенческого фильма «Борьба за ультиматум» (1923); первая пьеса, поставленная на профессио­нальной сцене, — «Константин Терехин» /совместно с А. Успенским/, далее последовали: «Рельсы гудят» /1928/, «Город ветров» /1929/, «Хлеб» /1930/, «Суд» /1932/, «Чудесный сплав» /1934/, «Большой день» /1936/), И. Прут (1900–96; написал около 30 пьес и более 30 сценариев к фильмам, среди них — «Тринадцать» /1937, совместно с М. Роммом/, «Моя любовь» /1940/, «Секретарь райкома» /1942/, «Ждите нас на рассвете» /1964, совместно с Э. Лотяну/), кинорежиссер М. Ромм, участвовавший в создании сценариев к собственным фильмам, братья Тур (коллективный псевдоним, настоящие имена — Л. Тубельский /1905–61/ и П. Рыжей /1908–1978/; совместное авторство возникло в начале 1920-х гг. в киевской газете «Молодой пролетарий» и затем в ленинградской газете «Смена»: несколько сборников фельетонов, рассказов и очерков; для драматургии братьев Тур характерна детективная интрига, острый сюжет из жизни советских разведчиков /например, пьеса «Очная ставка», 1937, сценарий фильма «Встреча на Эльбе», 1949, — то и другое в соавторстве с юристом и писателем Л. Шейниным /1906–67/; совместно они написали и пьесу на еврейскую тему «Неравный брак» /1940/), Е. Шварц (1896–1958; по его собственным словам, писал всё, кроме доносов; многие произведения адресованы детям: «Рассказ старой балалайки» /1924/, «Приключение Шуры и Маруси», «Чужая девочка» /оба — 1937/ и др.; в 1920-е гг. Шварц работал в Детском отделе Госиздата и был одним из руководителей и постоянных авторов детских журналов «Еж» и «Чиж»; в дальнейшем сказочный сюжет остался поэтической основой «взрослой» драматургии Шварца, имеющей более широкие гуманистические горизонты, чем просто злободневный политический подтекст: «Голый король» /1934, постановка — 1960/, «Тень» /1940/, «Дракон» /1944, опубликован в 1962 г./, «Обыкновенное чудо» /1956/; по его сценариям поставлены фильмы «Золушка» /1947/, «Первоклассница» /1948/, «Дон Кихот» /1957/ и др.; изображен в романе О. Форш «Сумасшедший корабль» под именем Геня Черн); литературовед В. Шкловский, в раннюю пору советской кинематографии писавший сценарии к фильмам («Крылья холопа» /режиссер Ю. Тарич/, «Бухта смерти» и «Третья Мещанская» /режиссер А. Роом, «Два броневика» /режиссер С. Тимошенко/, «Последний аттракцион» /режиссер И. Правов/, «Минин и Пожарский» /режиссеры В. Пудовкин и М. Доллер/ и др.;), А. Штейн (1906–93; в 1935–40 гг. — главный редактор журнала «Искусство и жизнь»; первая пьеса «Нефть» /1930; совместно с братьями Тур и Я. Горевым/; основные темы — историко-революционная и жизнь флота: «Весна двадцать первого» /1939/ о Кронштадском мятеже, «Флаг адмирала» /1950/ о флотоводце Ф. Ушакове; в послевоенное время особой популярностью пользовались пьесы «Персональное дело» /1954/, «Гостиница «Астория» /1956/, «Океан» /1961/, «Между ливнями» /1964/, «У времени в плену» /опубликована в 1970 г./ и многие другие), И. Шток (1908–80), кинорежиссер С. Юткевич (1904–85).

Среднее поколение драматургов: С. Алешин (Котляр; 1913–2008), Даниил Альшиц (псевдоним — Д. Аль; 1919–2012; автор историко-публицистических пьес «...Правду! Ничего, кроме правды!!!» /1968/, «Первая глава» /1969/ и др.), Э. Брагинский (1921–98; первая пьеса — «Раскрытое окно» /1958/, далее последовали: «Наташкин мост» /1961/, «С легким паром, или Однажды в новогоднюю ночь» /1969/, «Сослуживцы» /1971/ и «Родственники» /1973/; последние три вместе с кинорежиссером и кинодраматургом Эльдаром Рязановым /1927–2015/, в творческом содружестве создали кинокомедии «Берегись автомобиля!» /1966/, «Зигзаг удачи» /1968/, «Старики-разбойники» /1971/, «Невероятные приключения итальянцев в России» /1974/ — последний при участии Ф. Кастеллано и Д. Пиполо; автор сценариев к фильмам «Маленький беглец» /1966, вместе с А. Битовым и Х. Огуни/, «Человек с другой стороны» /1970, вместе с Ю. Егоровым и В. Соловьевым/, «Учитель пения» /1973/), Александр Володин, И. Дворецкий (1919–87; своей пьесой «Человек со стороны» /1972/ открыл целую эпоху советской производ­ственной драмы 1970-х гг. с ее горячо обсуждавшимися в критике квазиконфликтами; гораздо большей художественной ценностью обладает пьеса «Колыма» /опубликована в 1987 г./, основанная на лагерном опыте автора) Я. Зискинд (1912–89), Леонид Зорин (Зальцман; 1924–2020), А. Крон (Крейн; 1909–83; сын еврейского композитора Александра Крейна), Исай Кузнецов (1916–2010; актер, сценарист и писатель; пьесы /вместе с А. Заком, 1919–74/: «Вперед, отважные!» /1952/, «Взрослые дети» /1956/, «Два цвета» /1959/, «Весенний день тридцатого апреля...» /1973/ и др.; по сценариям Кузнецова поставлены фильмы: «Колыбельная» /1960/, «Утренние поезда» /1963/, «Достояние республики» /1972/, «Москва — Кассиопея» /1974/, «Отроки во Вселенной» /1975/ — все вместе с А. Заком, «Исчезновение» /1978/, «Ученик лекаря» /1984/, «Верните бабушку» /1986/ и др.), киносценарист Илья Нусинов (см. Ицхак Нусинов); автор сценариев к фильмам, вместе с С. Лунгиным /1920–96/: «Мичман Панин» /1960/, «Тучи над Борском» /1961/, «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» /1964/, «Внимание, черепаха» /1970/, «Телеграмма» /1972/, «Агония» /1981/).

В 1960-е гг. в драматургию пришли: Леонид Жуховицкий (род. в 1932 г.), Георгий Полонский (1939–2001; помимо пьес, написал сценарии к фильмам «Доживем до понедельника» /1968/, «Перевод с английского» /1973, вместе с Натальей Долининой, 1928–80/, «Ваши права?» /1975, вместе с А. Ставицким/, «Ключ без права передачи» /1976/), М. Рощин (Гибельман, 1933–2010), М. Шатров (Маршак, 1932–2010). С середины 1970-х гг. появились первые пьесы Александра Гельмана (род. в 1933 г.), в основе которых лежат производ­ственные конфликты: «Протокол одного заседания» (1974; он же автор сценария фильма «Премия», 1975), «Обратная связь» (1976), «Мы, нижеподписавшиеся...» (1979), «Наедине со всеми» (1982), «Зинуля» (1984), «Скамейка» (1983).

Среди популярных драматургов 1970–80-х гг., развивавших традиции «политической драмы», — журналист-международник Генрих Боровик (род. в 1929 г.; в 1983–88 гг. — главный редактор журнала «Театр»). Начало 1980-х гг. отмечено притоком в драматургию молодых авторов, среди них — Александр Галин (другой псевдоним — Сергей Николаев; настоящее имя — Александр Пурер; род. в 1947 г.; автор пьес «Ретро» /1980/, «Восточная трибуна» /1982/, «Наваждение» /1983/, «Звезда на утреннем небе»; проблемам, связанным с эмиграцией в Израиль, посвящена пьеса «Sorry!» /1993/), Виктор Славкин (1935–2014; первая крупная пьеса — «Взрослая дочь молодого человека /1979/, серьезный театральный успех выпал на долю другой его пьесы — «Серсо» /1981/, автор одноактных пьес, написанных в гротескно-абсурдистской манере: «Плохая квартира» /1966/, «Картина», «Оркестр» /обе — 1982/ и др.).

В сатирических жанрах

В сатирических жанрах литературы евреи были достаточно активны уже в 1920-х — начале 1930-х гг.: О. Д’Ор (И. Оршер; 1879–1942; редактор одного из первых советских сатирических журналов «Гильотина» /1918/; автор романа о выходце из еврейского местечка «Яков Маркович Меламедов» /М., 1936/, фельетонист и прозаик Е. Зозуля (1891–1941; погиб на фронте), официозные фельетонисты Д. Заславский и М. Кольцов, И. Ильф, поэт-сатирик, фельетонист Эмиль Кроткий (Э. Герман, 1892–1963), поэт-сатирик, пародист А. Раскин (1914–71) и многие другие. В сфере эстрадного, комедийного и сатирического театра доминировали: Н. Адуев (Рабинович; 1895–1950; автор раешных представлений, агитационных спектаклей, сатирических стихов и поэм, книг для детей и фельетонов; написанные им куплеты исполняли Леонид Утесов, В. Хенкин /1883–1953/ и др.; эпиграммист /известны его эпиграмматические стихи «В. В. Маяковскому до востребования», 1929, на которые имеется ответ Маяковского: «Я скандалист! Я не монах. Но как под ноготь взять Адуева? Ищу у облака в штанах, но как в таких штанах найду его?»/; был одним из подписавших в 1929 г. письмо в защиту О. Мандельштама против нападок на него журналиста Д. Заславского), А. Арго (А. Гольденберг; 1897–1968; писал для театра, эстрады, цирка; автор текстов оперетт, наиболее известная — «Жирофле-Жирофля», поставленная в Камерном театре /в соавторстве с Н. Адуевым; их дуэту принадлежит также текст юмористической поэмы о популярном в Москве 1920-х гг. поэтическом кафе «Домино»; неизменным успехом пользовалось написанное ими вместе с Д. Гутманом, 1884–1946, политическое обозрение «Путешествие Бульбуса 17–21»/; переводчик французской поэзии), Виктор Ардов (Зигберман; 1900–76; автор более 40 сборников юмористических рассказов, миниатюр, фельетонов и пр.; сотрудничал в журнале «Красный перец», «Крокодил»; выступал как драматург: пьесы «Именинница» /1924, совместно с В. Массом/, «Статья 114-я уголовного кодекса» /1926/, «Склока» /1926/, сатира на тогдашние литературные нравы «Таракановщина» /1929; все — в соавторстве с Л. Никулиным/; писал сценарии к фильмам, например, «Светлый путь»), драматург, поэт-сатирик Я. Галицкий (Гольденберг; 1890–1963; псевдоним — Куба Галицкий, брат А. Арго; драматург, либреттист, переводчик, автор песни «Синенький скромный платочек» /музыка Е. Петербургского/), Д’Актиль (псевдоним А. Френкеля; 1890–1942; создатель и редактор сатирических журналов «Красный ворон» /впоследствии «Бегемот»/ и «Смехач»; ему принадлежат слова «Марша Буденного» /1920, музыка Дмитрия Покрасса/; писал тексты песен для Л. Утесова; выступал как переводчик), эстрадный драматург В. Дыховичный (1911–63), соавторы Владимир Константинов (Певзнер; 1930–96) и Борис Рацер (1930–2012; в соавторстве ими написаны 60 пьес и 12 книг сатирических стихов и фельетонов), Я. Костюковский (1921–2011; поэт и писатель-сатирик, фельетонист, автор сценариев к фильмам «Штрафной удар» /1963, совместно с В. Бахновым/, «Операция “Ы” и другие приключения Шурика» /1965, совместно с М. Слободским и Л. Гайдаем/), мастер короткой сатиро-юмористической формы Феликс Кривин (1928–2016; с 1998 г. жил в Израиле), фельетонист Марк Ланской (Либенсон; 1909–90), писатель-юморист Б. Ласкин (1914–83; начинал как поэт-песенник: слова к исполнявшимся в кинофильмах песням «Три танкиста» /кинокомедия И. Пырьева «Трактористы», 1939/, «Спят курганы темные» /«Большая жизнь» Л. Лукова, 1940/ и др.; автор киносценариев «Карнавальная ночь» /1956, совместно с В. Поляковым/, «Дайте жалобную книгу» /1965, совместно с А. Галичем/ и др.; издал более 20 книг юмористической прозы), Я. Левин (псевдоним — Ян Сашин; 1911–54), фельетонист Л. Лиходеев (Лидес; 1921–94), В. Масс (1896–1979; поэт, драматург, прозаик, автор многочисленных сатирических и юмористических текстов для театра и эстрады /с 1943 г. преимущественно в соавторстве с поэтом и драматургом М. Червинским, 1911–65/, в том числе либретто для музыкальных спектаклей и оперетт /«Трембита», музыка Ю. Милютина, 1949; «Белая акация», музыка Исаака Дунаевского, 1952; «Самое заветное», музыка В. Соловьева-Седого, 1952; «Москва — Черемушки», музыка Д. Шостаковича, 1958/, киносценарист /«Веселые ребята», совместно с Н. Эрдманом; в 1933 г. во время съемок этого фильма оба были арестованы, до 1943 г. Масс находился в ссылке — Тобольск, Тюмень, Горький; среди «преступлений» — написанная в соавторстве с Н. Эрдманом пьеса «Заседание о смехе» и сатирические басни; после их ареста ходила такая эпиграмма: «Жаль, что Эрдман и Масс, как на грех, Не поняли, сколь опасен смех»/), писатель-сатирик, эстрадный драматург, один из пионеров советской театральной и цирковой интермедии В. Поляков (1909–77; первая пьеса-пародия «Солнцеворот» /1928/ была поставлена в ленинградском театре «Кривое зеркало»; писал сатирические пьесы для Театра эстрады: «Зигзаги любви», «Моя хата» /совместно с Н. Суриным/ и др.; в 1930–33 гг. участвовал в создании «Театра малых форм»; с 1939 г. писал для Аркадия Райкина; в 1959–68 гг. возглавлял Московский театр миниатюр), прозаик и драматург Б. Рест (Ю. Рест-Шаро; 1907–84; многие годы являлся представителем «Литературной газеты» в Ленинграде; в 1950-е гг. — заведующий литературной частью в Ленинградском театре комедии), писавший эстрады артист и драматург Я. Рудин (1900–41; многие тексты создавались и разыгрывались в творческом содружестве с актером и режиссером Р. Корфом /1893–1941/; оба погибли в окружении под Вязьмой, где находились в составе фронтовой актерской бригады), писатель-фельетонист Г. Рыклин (1894–1973; в молодости писал стихи на идиш /опубликованы в коллективном сборнике «Лидер», Гомель, 1921/, а в 1930-е гг. — прозу для детей «Дерцейлунген вегн гренецлер» /«Рассказы о пограничниках», 1938/, «Ди соснове шишке» /«Сосновая шишка», 1939/; один из ведущих фельетонистов «Правды» и «Известий»; в 1938–48 г. — редактор журнала «Крокодил»), М. Слободской (1913–91; фельетонист, автор юмористических новелл, эстрадных представлений, комедий, водевилей /например, «Лев Гурыч Синичкин», в соавторстве с В. Дыховичным, В. Массом, М. Червинским, 1963/, сценарии к фильмам «Весна» /1947, в соавторстве с Г. Александровым и А. Раскиным/, «Кавказская пленница» /1967/, «Операция “Ы” и другие приключения Шурика» /1965/, «Бриллиантовая рука» /1969, два последних — в соавторстве с Л. Гайдаем и Я. Костюковским/), пародист А. Флит (1891–1954), А. Хазин (1912–76; начинал в 1930-е гг. как поэт; из-за сатирической поэмы «Возвращение Онегина» /1946/ в качестве «некого Хазина» фигурирует в сталинско-ждановском постановлении ЦК ВКП(б) от 1946 г. о журналах «Звезда» и «Ленинград»; автор эстрадных интермедий и пьес для Ленинградского театра миниатюр, руководимого А. Райкиным /например, спектакля «Волшебники среди нас»/; его роман «И. О.» был отвергнут даже бесстрашным «Новым миром» А. Твардовского), фельетонист Илья Шатуновский (1923–2009), куплетист, сочинитель знаменитой песенки «Ужасно шумно в доме Шнеерзона» М. Ямпольский (1891–1953; описан в романе К. Паустовского «Время больших ожиданий»; наряду с Шатуновским автор вспоминает о другом знаменитом песеннике 1920-х гг. Я. Ядове, авторе «Купите бублики Для всей республики. Гоните рублики Вы поскорей!»).

К более позднему поколению писателей-сатириков и юмористов относятся: Семен Альтов (Альтшуллер, род. в 1945 г.), Аркадий Арканов (Штейнбок; 1933–2015; один из учредителей клуба «12 стульев» в «Литературной газете»; принимал участие в журнале «Метрополь»), Марк Виленский (1926–96), Григорий Горин (Офштейн; 1940–2000; многие годы работал в содружестве с Театром сатиры: первый спектакль театра — по пьесе, написанной совместно с Аркановым, «Свадьба на всю Европу» /1965/, другие пьесы, поставленные там же: «Банкет» /1969/, «Маленькие комедии большого дома» /1973/, «...Забыть Герострата!» /1972/, «Тиль» /1974/, «Поминальная молитва» /1991, по мотивам произведений Шалом Алейхема; сценарист телефильмов: «Тот самый Мюнхгаузен», «Формула любви», «Дом, который построил Свифт», «О бедном гусаре замолвите слово» и др.), Михаил Жванецкий (1934–2020; с 1963 по 1970 г. работал заведующим литературной частью в театре А. Райкина, написал для него множество миниатюр, скетчей и пр.; автор текстов для Романа Карцева (Кац; 1939–2018) и Виктора Ильченко сначала в созданном ими при одесской филармонии Театре миниатюр /1970–1978/, а затем в Московском театре миниатюр), Лион Измайлов (Поляк; род. в 1940 г.; создатель театра юмора «Плюс» /1989/; его рассказы, скетчи и миниатюры исполняет Геннадий Хазанов), Аркадий Хайт (1938–2000) и др.

В литературоведении и литературной критике

В советском литературоведении и литературной критике проявили себя тысячи евреев. Начиная с первых послереволюционных лет в литературоведении и литературной публицистике работали многие замечательные ученые, относящиеся к старшему поколению: крупный пушкинист, организатор и первый директор Российской книжной палаты и председатель Литературного фонда Семен Венгеров (в его Пушкинском семинаре учились впоследствии выдающиеся литературоведы Юлиан Оксман, Юрий Тынянов и др.; в 1920 г. в серии «Временник Российской книжной палаты» в его редакции вышел библиографический указатель И. Яшунского «Еврейская периодическая печать в 1917 и 1918 гг.»), литературный критик и искусствовед А. Волынский (уже в советские годы написавший книгу «Четыре Евангелия» /П., 1922/, своеобразную апологию иудаизма), писательница, историк и теоретик театра, литературовед, литературный и театральный критик Любовь Гуревич, историк литературы и религиозный философ Михаил Гершензон, старейший исследователь психологии художественного творчества Аркадий Горнфельд, первый советский президент Государственной академии художеств Петр Коган.

Позднее советское литературоведение обогатилось новыми заметными именами: Владимир Адмони (член-корреспондент Института немецкого языка в Мангейме и Геттингенской академии, почетный доктор философии Упсальского университета, лауреат премии имени Конрада Дудена, награжден орденом Гете (ФРГ); стихи Адмони, печатавшиеся впоследствии в самиздате 1970-х гг., высоко ценили А. Ахматова и М. Петровых), Иеремия Айзеншток, И. Альтман (1900–55; историк и теоретик драмы и театральный критик; редактор газеты «Советское искусство» /1936–38/, журнала «Театр» /1937–41/, в 1947–48 гг. — литературный консультант ГОСЕТа; в период кампании против «космополитов» был обвинен в антинародной деятельности и арестован), Марк Альтшуллер (род. в 1929 г.; с 1978 г. в США; работы, опубликованные на Западе: «Предтечи славянофильства в русской литературе: общество «Беседа любителей русского слова» /1984/, «Путь отречения: русская литература 1953–1968 гг.» /Н.-Й., 1985, совместно с Е. Дрыжаковой/), крупный советский шекспировед, специалист по истории английской и американской литературы, западноевропейского театра и эстетики А. Аникст (1910–89), литературный критик Лев Аннинский (1934–2019), литературовед и переводчик С. Апт (1921–2010), Марк Аронсон, Вадим Баевский (1929–2013), исследователь истории литературы 19 в. А. Белкин (1907–70), Павел Берков (в 1938–39 гг. находился в заключении, в период борьбы с космополитизмом подвергся резким нападкам), Инна Бернштейн (1919–92; исследователь чешской и славянской литературы, занималась сравнительным литературоведением), историк русской литературы 19 в. Яков Билинкис (1926–2001), С. Борщевский (1895–1962), филолог-востоковед И. Брагинский (1905–89), С. Брейтбурт (1899–1970), Борис Бухштаб, Григорий Бялый, Б. Вальбе (1889–1966; книги, посвященные изучению жизни и творчества Дж. Рида, Н. Помяловского, А. Чапыгина; один из авторов сборника статей «Маркс и еврейство» /Одесса, 1918/), С. Великовский (1931–90), эстетик и литературовед Израиль Верцман (1906–92), театровед и литературовед В. Виленкин (1911–97), крупнейший исследователь «поэтического языкознания» Григорий Винокур, литературный критик Л. Войтоловский (1876–1941), теоретик драмы В. Волькенштейн (1883–1974; вошел в историю литературы и театра и как драматург, первые пьесы которого написаны задолго до революции; в 1911–21 гг. работал в литературной части МХАТ; его драматургия носит по преимуществу исторический характер: «Ахэр» /1919–22, из эпохи кровавых столкновений иудеев с римлянами, спектакль шел на сцене театра «Хабима»/, «Паганини» /1918–21/, «Спартак» /1921/, «Махновцы» /поставлена в 1930 г./ и др.), Ц. Вольпе (1904–41; погиб на фронте), исследователь литературной сатиры Абрам Вулис (1928–93), значительный вклад в литературоведение внесла книга психолога Л. Выготского «Психология искусства» (1925; переиздана в 1965 и 1968 гг.), Борис Галанов (Галантер; 1914–2000; автор монографий о советских писателях-евреях: И. Ильфе, С. Маршаке и др.), Евгения Гальперина (1905–82), некрасовед Александр Гаркави (1922–80); филолог-классик, стиховед и переводчик М. Гаспаров (1935–2005), теоретик литературы Георгий Гачев (1929–2008), Борис Гейман (1899–1968), лермонтовед Эмма Герштейн (1903–2002; близкая приятельница О. Мандельштама и автор воспоминаний о нем /Париж, 1986/; несмотря на рекомендации А. Ахматовой, В. Шкловского, К. Федина, И. Андроникова, К. Паустовского, С. Маршака, ее долгое время не принимали в Союз писателей; в одном из писем к ней Ахматова писала: «Лучше скажите, как Вы без одежды, питья, еды и почти без жилища умудряетесь делать архивные находки. По-моему, Вас надо показывать за деньги»), пушкинист С. Гессен (1903–37; погиб в результате несчастного случая), исследователь американской литературы Борис Гиленсон (род. в 1932 г.), специалист по русской литературе первой половины 19 в. М. Гиллельсон (1915–87), некрасовед М. Гин (Хаймович; 1919–84), Лидия Гинзбург), теоретик литературы М. Гиршман, историк литературы и музыковед А. Гозенпуд (1908–2004), филолог-эллинист и философ Я. Голосовкер (1890–1967; в 1936–39 гг. подвергался репрессиям), пушкинисты Гордины (отец — Аркадий Гордин /1913–97/, сын — литературовед и писатель Яков Гордин /род. в 1935 г./), исследователь творчества Генриха Гейне Яков Гордон (1913–98), автор книг «Язык символистов» и «Слово оратора» В. Гофман (1899–1942; погиб в Ленинградскую блокаду), литературный критик В. Гоффеншефер (1905–66), литературный критик И. Гринберг (1906–80), специалист по индийской философии и литературе Павел Гринцер (1928–2009), Л. Гроссман, Григорий Гуковский, исследователь творчества Ф. М. Достоевского и проблем взаимосвязи литературы и кино Уран Гуральник (1921–89), старейший советский литературный и театральный критик А. Гурвич (1897–1962; профессио­нально занимался шахматами, опубликовал ряд статей по теории шахмат), теоретик литературы Исаак Гурвич (1926–2001; с 1991 г. жил в США), герценовед Софья Гурвич-Лищинер (род. в 1929 г.; с 1991 г. в Израиле), специалист по творчеству М. Волошина Захар Давыдов (род. в 1945 г.; с 1991 г. в Израиле), А. Дейч (1893–1972), А. Дерман (1880–1952), теоретик литературы Владимир Днепров (Вольф Резник; 1903–92), Е. Добин (1901–77; состоял когда-то членом Бунда; в 1920-е гг. сотрудничал в еврейской прессе /редактор молодежного журнала, издававшегося Евсекцией при Киевском союзе молодежи; ответственный редактор журнала «Юнгвалд» в Москве/; в 1925–28 гг. — ответственный редактор первого советского детского журнала на идиш «Пионер»; в 1935–37 гг. — ответственный редактор газеты «Литературный Ленинград»; помимо литературоведческих исследований /в их числе: «Жизненный материал и художественный сюжет», 1958, 2-е издание; «Поэзия Анны Ахматовой», 1968/, ему принадлежат киноведческие работы: «Козинцев и Трауберг» /1963/, «Гамлет» — фильм Козинцева» /1967/ и др.), исследователь творчества Ф. Достоевского А. Долинин (Искоз; 1883–1968), Симон Дрейден (1905–91), Иосиф Дубашинский (1919–2007), историк французской литературы Елена Евнина (1910–98; репрессирована в конце 1940-х гг.; вернулась из лагеря в 1956 г.), историк итальянской литературы Нина Елина (1916–2007; с 1991 г. жила в Израиле; автор книги «Василий Гроссман» /Иер., 1994/), Виктор Жирмунский, Эвелина Зайденшнур (1902–85), теоретик литературы Валентин Зарецкий (1928–2009), историк американской литературы Алексей Зверев (1939–2003), специалист по истории революционно-демократической критики М. Зельдович, И. Зильберштейн (1905–88; создатель и бессменный редактор с 1931 г. «Литературного наследства»; выступал и как киносценарист /сценарий фильма «Путешествие в Арзрум», 1937, совместно с М. Блейманом/), театровед и критик Борис Зингерман (1928–2000), исследователь детской литературы и детский писатель А. Ивич (И. Ивич-Бернштейн; 1900–78), исследователь английской литературы Юлий Кагарлицкий (1926–2000; с 1984 г. был вице-президентом Уэлсовского общества, Великобритания; с 1972 г. — членом Ассоциации по изучению научной фантастики /США/), автор работ по истории русской эстетики и литературы 19 в. Владимир Кантор (род. в 1945 г.), специалист по изучению жизни и творчества В. Жуковского Фаина Канунова (урожденная Мовшиц; 1922–2009), специалист по методике преподавания литературы Марк Качурин (1923–2006), Цецилия Кин (1906–92; историк литературы и культуры; жена расстрелянного в 1937 г. русского писателя В. Кина), литературный критик, исследователь поэзии Великой Отечественной войны Александр Коган (1921–2000), германист Л. Копелев (в 1968 г. опубликовал в венском коммунистическом журнале «Тадебух» статью «Возможна ли реабилитация Сталина?», после которой был уволен с работы и исключен из партии), теоретик литературы Б. Корман (1922–83), исследователь истории советской литературы Борис Костелянец (1912–99), чеховед Лев Кройчик (род. в 1934 г.), А. Лаврецкий (И. Френкель; 1893–1964), литературный критик Л. Лазарев (Л. Шиндель; 1924–2010; с 1961 г. — ответственный секретарь, заместитель главного редактора, с 1992 г. — главный редактор журнала «Вопросы литературы»), Е. Ланн (Лозман; 1896–1958; больше известен как переводчик английских и американских писателей, однако выступал и как литературовед: книги «Д. Конрад» /1924/, «Писательская судьба Максимилиана Волошина» /1926/, «Литературная мистификация» /1930/, «Диккенс» /1946/), исследователь языка художественной литературы Виктор Левин, литературный критик Лев Левин (1911–98), автор первой в Советском Союзе монографии об И. Бабеле Федор Левин (1901–72; начинал как поэт, сборник стихов «В буре дней» /Симферополь, 1928/; во время войны, находясь на Северном фронте, за неосторожные речи был арестован), историк английской литературы, переводчик Юрий Давидович Левин (1920–2006; член-корреспондент Британской академии, почетный доктор литературы Оксфордского университета /1988/), исследователь творчества О. Мандельштама Юрий Иосифович Левин (1935–2010), исследователь фольклора Георгий Левинтон (род. в 1948 г.), исследователь русской литературы 19 в. Лия Левитан (1922–2016; с 1994 г. жила в Израиле), литературный критик и историк западных литератур А. Лейтес, Михаил Лифшиц, историк русской литературы 19 в. Лидия Лотман (1917–2011) и ее брат — историк, теоретик литературы, культуролог, создатель тартуской структурно-семиотической школы Юрий Лотман, филолог-эллинист Соломон Лурье и его сын, специалист по древнерусской литературе Яков Лурье (1921–96), историк русской литературы 19 в. Владимир Маркович (1936–2016), исследователь творчества Н. Гоголя Юрий Манн (род. в 1929 г.), гоголевед Семен Машинский (1914–78), фольклорист Давид Медриш (1926–2011), пушкинист и теоретик литературы 20 в. Б. Мейлах (1909–87), исследователь теории мифа Елеазар Мелетинский, американист М. Мендельсон (1904–83), литературный критик Раиса Мессер (1905–84), И. Миримский (1908–62), блоковед Зара Минц (1918–90; жена Ю. Лотмана), фольклорист Софья Минц (1899–1964), старейший советский методист Дина Мотольская (1907–2005), исследователь истории зарубежных литератур 20 в. Тамара Мотылева (1910–92; в связи с гонениями на евреев в 1949 г. была уволена из ИМЛИ, ей инкриминировали связь с Ицхаком Нусиновым, бывшим секретарем Г. Димитрова), специалист по творчеству Л. Толстого Лия Мышковская (1887–1959), лермонтовед Эрик Найдич (1919–2014; с 1999 г. жил в Израиле), И. Нусинов, блоковед В. Орлов (Шапиро; 1908–85; в 1956–66 гг. — главный редактор большой серии «Библиотека поэта»), американист Раиса Орлова (Либерзон; 1918–89; умерла в эмиграции; жена Л. Копелева; выпускница ИФЛИ; в 1980 г. подписала письмо в защиту А. Сахарова, была за это исключена из партии и Союза писателей СССР), литературовед-культуролог Лев Осповат (1922–2009) и его сын, специалист по русской литературе 19 в. Александр Осповат (род. в 1948 г.), Ирина Паперно (род. в 1953 г.; с 1980 г. в США, Университет Беркли), Зиновий Паперный (1919–96; автор пародии «Что ж он кочет?» /1969/ на просталинский роман В. Кочетова «Чего же ты хочешь?», за которую был исключен из партии), теоретик фольклора Г. Пермяков (1919–83), исследователь французской литературы Б. Песис (1901–74), Мирон Петровский (1932–2020), специалист по литературе эпохи Ренессанса Л. Пинский (1906–81; в 1930-е гг. примыкал к «благодаристам», группировавшимся вокруг журнала «Литературный критик» и главенствовавшего в нем философа-марксиста Дьёрдя Лукача, отстаивавшего небезопасную по тем временам идею, что художественные открытия возникают иногда благодаря реакционному мировоззрению; в 1951–56 гг. подвергся репрессиям; в 1970-е гг. — участник правозащитного движения), Марк Поляков (1916–2011), Злата Потапова (1918–94; занималась проблемами итальянской литературы), исследователь истории русской литературы 19 в., библиограф, текстолог С. Рейсер (1905–90), Павел Рейфман, специалист по китайской литературе и фольклору Б. Рифтин (псевдоним — Ли Фуцин; 1932–2012), литературный критик Ирина Роднянская (род. в 1935 г.), чеховед Наталья Роскина (1927–89; дочь литературоведа и писателя Александра Роскина; издала сборник отца «Статьи о литературе и театре» /1959/; автор воспоминаний о советских писателях и критиках, в том числе Науме Берковском, В. Гроссмане, С. Маршаке, К. Чуковском), литературовед и театровед К. Рудницкий (1920–88), литературный критик Борис Рунин (Рубинштейн; 1912–94), литературный критик Б. Сарнов (1927–2014), историк и теоретик литературы Дмитрий Сегал (род. в 1938 г.; с 1971 г. в Израиле), историк русской литературы 19 в. Мария Семанова (1908–96), Илья Серман, филолог-германист и переводчик Тамара Сильман (1909–74; жена В. Адмони; в 1949–50 гг. снята с должности заведующей кафедрой и уволена из Ленинградского института иностранных языков), пушкинист А. Слонимский (1881–1964), театровед А. Смелянский, литературный и театральный критик Инна Соловьева (Базилевская; род. в 1927 г.), специалист по истории русской поэзии 19–20 вв. Рита Спивак, американист Абель Старцев (Старцев-Кунин; 1909–2005; был репрессирован, находился в лагере), специалист по украинской литературе Илья Стебун (Кацнельсон; 1911–2005), литературный критик Л. Субоцкий (1900–59), историк литературы Габриэль Суперфин (род. в 1943 г.; активный участник правозащитного движения, в 1974 г. был осужден за передачу на Запад «Дневников» Эдуарда Кузнецова, который отбывал наказание за попытку угона самолета в Израиль; материалы, собранные Суперфином, были использованы А. Солженицыным в романе «Архипелаг ГУЛАГ»), Е. Тагер (1906–84), Д. Тамарченко (1907–59), чеховед Марк Теплинский (1924–2012), исследователь русской литературы 20 в. Роман Тименчик, Евгений Тоддес (1941–2014), филолог-классик Иосиф Тронский (Троцкий; 1897–1970) и его жена, специалист по немецкой литературе Мария Тронская (Гурфинкель; 1897–1987), литературовед и кинокритик Майя Туровская (1924–2019; один из авторов сценария фильма «Обыкновенный фашизм» /1965, совместно с М. Роммом и Юрием Ханютиным, 1929–78), пушкинист И. Фейнберг (Фейнберг-Самойлов; 1905–79) и его сын А. Фейнберг-Самойлов (1947–81; занимался творчеством Д. Джойса, А. Пушкина, поэзией и прозой О. Мандельштама), Исаак Фильштинский, исследователь истории русской литературы 20 в. Лазарь Флейшман (род. в 1944 г.; с 1974 г. жил в Израиле, с 1985 г. в США), исследователь советской литературы периода Великой Отечественной войны Сарра Фрадкина (1917–2000), исследователь классической мифологии Ольга Фрейденберг (1890–1955), исследователь французской литературы 19–20 вв. Яков Фрид (1903–86), Г. Фридлендер (1915–95), историк русской поэзии 19 в. Николай Фридман (1911–90), историк русской литературы 19 в. Леонид Фризман (род. в 1930 г.), теоретик и историк литературы А. Цейтлин (1901–62), исследователь эстетики народного карнавала и специалист по истории русской литературы 19 в. О. Цехновицер (1899–1941), чеховед Леонид Цилевич (род. в 1925 г.; с 1994 г. в Израиле), историк литературы и литературный критик Я. Черняк (1898–1955; основной круг интересов: жизнь и литературное наследие Н. Огарева и А. Герцена; с середины 1920-х гг. — один из руководящих издательских работников /журнал «Печать и революция», издательство ЗИФ, позднее Госиздат/), пушкинист Самуил Шварцбанд (1940–2018; в Израиле с 1982 г.), В. Шкловский, В. Шор (1917–71), исследователь проблем драматургии Абрам Штейн (1915–2004), Г. Шторм (1898–1978; начинал как поэт, первый сборник — поэма «Карма Иога» /Ростов-на-Дону, 1921/, далее последовали прозаические произведения на исторические сюжеты; занимался древнерусской литературой, осуществил поэтический перевод «Слова о полку Игореве»), литературный критик М. Щеглов (1926–56; с младенчества оказался прикован к постели, однако, несмотря на это, в 1950-е гг. был одним из самых интересных и плодовитых авторов), Исаак Эвентов (1910–89), историк, писатель, исследователь общественных и культурных движений 18–19 вв. Натан Эйдельман, историк русской литературы 20 в. Виола Эйдинова, Борис Эйхенбаум, М. Эйхенгольц (1889–1953), стиховед и историк литературы Ефим Эткинд, театровед Ю. Юзовский (1902–64; подвергся гонениям в годы борьбы с космополитизмом), историк русской литературы 19 в. Исаак Ямпольский (1902–91), историк русской литературы 20 в. и культуролог Михаил Ямпольский (род. в 1951 г.), литературный критик М. Янковский (Янковский-Хисин; 1898–1972), исследователь средневековой литературы, стиховед и теоретик драмы Борис Ярхо (работу литературоведа сочетал с деятельностью переводчика и драматурга; в 1935 г. был арестован по делу о Большом немецко-русском словаре и выслан на три года из Москвы).

Редакторы и переводчики

Деятельность многих литераторов, протекавшая на стыке науки, художественного просветительства, редакционно-издательского труда, представляет неоспоримую духовную ценность. В этом смысле типической можно считать личность Семена Ляндреса (1907–68; отец писателя Юлиана Семенова /1931–90/; в 1941–42 гг. — заместитель ответственного редактора «Известий», в 1942–43 гг. — заместитель председателя ОГИЗа, в 1946–49 гг. — руководитель Издательства иностранной литературы; в 1951–54 гг. был репрессирован, в 1955–58 гг. — заместитель директора Гослитиздата; в 1963–68 гг. — консультант секретариата Союза писателей СССР; прилагал недюжинные усилия, чтобы после долгих лет запретов и умолчаний пробить публикации И. Бабеля, М. Булгакова, А. Грина, Ю. Олеши и др.; составитель, вместе с Е. Булгаковой, «Воспоминаний о Михаиле Булгакове» /1967/, которые были изданы лишь в 1988 г.).

Среди переводчиков: Нора (Элеонора) Галь (Гальперина; 1912–91), Л. Гинзбург, Александр Големба (Рапопорт; 1922–79), Б. Иринин (Бурштын; 1893–1964), Б. Лейтин, А. Моргулис (1898–1938; расстрелян; О. Мандельштам посвятил ему «моргулеты»), Раиса (Рита) Райт-Ковалева (урожденная Черномордик; 1898–1988; помимо переводов, ее перу принадлежат книги «Красный треугольник» /1923/, «Роберт Бернс» /1959/, повесть о герое французского Сопротивления Борисе Вильде «Человек из Музея Человека» /1982/, воспоминания о писателях, статьи о проблемах художественного перевода, западных литературах), М. Талов (1892–1969; начал писать стихи до революции; в 1913–22 гг. жил во Франции, затем вернулся в Россию; как переводчик выступил с середины 1930-х гг.), Евгения Яхнина (Цедербаум; 1892–1954) и др.